Ущелье белых духов | страница 3
Домой Витальку геологи привезли на мотоцикле.
Уже наступил вечер, когда он вошёл в комнату со щенком на руках. Дед, отец и мать сидели за столом. Мать уже, видно, рассказала о собаке, потому что никто не удивился.
Виталька пустил щенка на пол, и тот, неуклюже переваливаясь и барахтаясь, пополз в угол.
Дед, широкоплечий и медлительный, встал из-за стола и молча наклонился над щенком. Щенок тыкался толстой мордочкой во все стороны, пока не наткнулся на край половика. Нашёл уголок, присосался к нему, сладко зачмокал и затих.
— Рановато отняли, — сказал старик. — Ну ничего, выживет…
Виталька достал заранее приготовленную соску. Налил в бутылочку молока. Осторожно оторвал щенка от половика. Щенок был слабый и тёплый с нежно-розовым голым животиком. Когда Виталька покормил его, все по очереди подержали щенка на руках. Дольше всех его не выпускал из своих огромных жёстких ладоней дед. Гладил пальцем мордочку, щекотал животик и довольно ухмылялся в бороду.
После него детально оглядел собаку отец.
— Кобель. — Он повертел в руках щенка, словно потрошёную курицу.
Дед, поглаживая бороду, непонятным пристальным взглядом смотрел на него.
— И такое стоит шестьдесят рублей? — продолжал отец. — За что только не платят люди деньги? Конечно, пусть будет. Раз такая цена ему, собака эта — те же деньги.
— Это уж как получится, — заметил дед.
— А? — Отец посмотрел на него и растерянно заморгал.
Виталька давно заметил, что отец избегал пристальных глаз деда. Разговаривая с ним, глядел куда-то вбок. Да и разговаривали-то они редко.
— Иной раз щенок вроде и ничего, — пояснил дед, — а собака получается дрянная. Бывает и наоборот.
— И то верно, — согласился отец. — Корми его, возись с ним, а вырастет — изьян какой-нибудь обнаружится.
— Изьян изьяну рознь. — Дед взглянул на Витальку. — Надо судить по тому, для чего растишь собаку. Помню, до войны у меня был сеттер — не чистый, помесь с таксой. Небольшая такая, неказистая с виду собака — на выставку бы её и близко не пустили, а я с ней восемь лет охотился и не променял бы её ни на какую чистопородную, будь у неё хоть двадцать медалей и дипломов. А после, как пришёл с фронта, взял чистокровного спаниеля, думал натаскать его на птицу; мучился с ним, мучился и всё без толку, но красавец был — как раз для выставки.
— Сколько же за него могут дать, как он вырастет? — отец опустил на пол щенка.
— Зачем тебе это знать? — покосился на него дед. — Продать, что ли, собираешься?