Старшина, глядя то на барахтающихся в пыли парней, то на полного смятения Илию, размышлял: а не самое ли что ни на есть настоящее чародейство он увидел сейчас? Ведь для того, чтобы излечить тело больного, требуется только умение, а вот для того, чтобы душу?..
Не удержавшись, Делка поддал под зад начавшему было подниматься прыщавому и отправился за Каясом.
«Надо же еды ему в дорогу собрать да до леса проводить. Лошадь, опять же, обещал. А то как это: обещать и не дать! Да и в хозяйстве, глядишь, пригодится. Хотя какое у него хозяйство? И опять же…» — привычно бубня про себя, широко шагал следом староста.
Втянув в себя узкими чуткими ноздрями воздух, тварь недовольно заворчала. Воздух был холоден и пуст. На расстоянии полночи бега лишь несколько мелких грызунов, затаившихся под толстыми корнями деревьев, да примерно столько же ширококрылых черных птиц, что устроились на ночлег на недоступных ветвях.
Завидев вышедшего из своего логова ночного бродягу, встревоженно ухнула сова. Ухнула и, резко набрав высоту, ушла прочь, стараясь как можно быстрее улететь подальше от проклятого места.
Тварь широко оскалилась, поводя пересохшим языком по осколку недавно выломанного клыка. Зуб зашелся немилосердной болью, которая немедленно отозвалась в голове, перебежала дальше в плечи и устремилась к спине. Совсем уж по-щенячьи заскулив, существо встряхнуло лысой головой, закрыло пасть и, дождавшись, когда боль наконец уйдет, снова прислушалось к запахам.
Ночь бесконечной темнотой спешно укрывала уставшую землю, зажигая на безоблачном небосводе желтые огоньки. Долгожданный порыв ветра принес с юга резкий запах гниющего мяса и чего-то еще. Тот, второй, был похож на запах жилища муравьев, однако так же пахли и земляные жуки, живущие так глубоко, что не стоило тратить силы, чтобы добраться до них.
Существо потянулось, разминая одеревеневшие от долгой неподвижности мышцы, и, еле переступая, поплелось на запах.
Это была старая, уже начавшая разлагаться собака. Наверно, псина ушла подальше от всех, чтобы спокойно встретить долгожданную смерть. Крупные зеленые мухи роились над оскаленной в агонии мордой, садясь на мертвые глаза.
Существо не любило падаль. Но то, что зовется желудком, было пустым, и голод натужно подвывал в пересохшем горле. Помогая передними лапами, осторожно, чтобы не потревожить больной зуб, тварь начала разрывать тонкую кожу собачьего брюха, сглатывая шерсть и маленьких белесых червячков, добираясь до кишок.
