Иван говорит, что прибыл вместе с ментами, они обыскали квартиру, он был понятым, ничего не нашли, что пролило бы свет. Тысяча сто долларов в ящике стола, карточка "СБС-Агро", двадцать пар обуви, шкаф рубашек, пять костюмов, один - Денис помнил - очень хороший, "Gautier", Денис жалел, что не купил себе, но после Волкова было западло - еще бы, второй такой же, в одном офисе. Надел сегодня "Canalli", знал, что без машины не успеет до вечера смотаться домой переодеться, как хотелось бы: почти молодежно, немножко с вызовом - мокасины на босу ногу, "GAS", "Diesel". Для того он и проводил три часа в неделю в "Beach Club", чтобы хлопок облегал увеличившиеся за последний год трицепсы и дельтовидные мышцы, а под пиджаком, даже лучшим, всей этой красоты совсем не заметно. Единственное, что он мог себе позволить - снять по дороге в гостиницу галстук, сунуть в сумку. Галстук был, к слову сказать, вполне достойный - "Yves Saint Laurent", - но сам по себе жест символичен: рабочий день закончился, началось личное время.
Тяжело без машины, одна радость - можно спокойно пить пиво, уже второй бокал, на третьем надо будет остановиться. Можно, конечно, и за рулем - но тогда, будь добр, плати сто баксов каждому встреченному гаишнику, дорогая выходит выпивка, даже по московским ценам. Я же не новый русский, говорил Денис, я свои деньги зарабатываю, мне их жалко. Ехал как-то с Алей Исаченко из недавно открывшейся "Планеты Голливуд" - вполне разочаровавшей, кстати, предсказуемым набором артефактов, - ехал не очень даже пьяный, так, выпивший, и за пятнадцать минут попался два раза. Не переживай, сказала тогда Аля, считай, что ты эти двести баксов пропил или там вынюхал, и Денис подумал, что если бы он собирался пропивать или вынюхивать по две сотни за вечер, он не работал бы сейлом в "Нашем доме", а семь лет назад пошел бы в серьезный бизнес - и наверняка уже потратил бы все, что мог, и отдыхал бы на одном из московских кладбищ.
– Ты не знаешь, когда похороны? - шепотом спросил он Ивана.
– Видимо, в воскресенье, - сказал тот. - Как родители решат, я не говорил еще.
– Гена сказал, за все заплатит.
– Да, я знаю, - сказал Иван, и Денис подумал, что Ивану, наверное, хотелось прибавить "но их это не утешит", но он, как всегда, сдержался. Тогда Денис сказал сам:
– Их это не утешит, - а Иван молча кивнул и глазами показал на Машу - мол, прекращаем, не будем сейчас.
Маша пила второе пиво и говорила Тане, что ожидала от Москвы совсем другого и да, в общем-то, что касается города, приятно удивлена. Таня улыбалась, кивала, говорила, что в самом деле есть что посмотреть. Она сидела рядом с Вадимом Абросимовым и, глядя на них, Денис думал, что о самом главном они не могут говорить, потому что их объединяет как раз фигура умолчания, Света Мещерякова, с которой Таня не разговаривает уже почти год (никто не знает - почему), и о которой Вадим не говорит ни с кем, кроме Дениса, - тут-то как раз ясно почему, но от этого не легче.
