Рено увидел Сент-Андре и Роншероля и бросился к ним со словами признательности, не скрывая радости. Пылко пожимая им руки, он спросил:
— А что с пропуском?
— Вот он, — ответил Сент-Андре, протягивая ему сложенный листок бумаги, который Рено немедленно спрятал в карман своего камзола.
— А лошадь? — снова спросил он.
— Привязана к решетке ограды и ждет тебя там. Сможешь вскочить в седло, едва отойдя от алтаря.
— Отлично. Пойдемте.
— Куда? Еще слишком рано! — забеспокоился Роншероль, с нетерпением ожидавший появления Жерве. — Только пробило двенадцать, а месса начнется в час.
— Нет, месса начинается в полночь, — просто сказал Рено. — Я добился этого, чтобы выиграть час времени.
Сент-Андре, стоявший в тени, кусал кулаки, чтобы не закричать от досады. Роншероль застыл на месте как громом пораженный.
— Дорогие мои друзья, — продолжал между тем Рено, чей голос дрожал от избытка чувств, от избытка нежности к любимым им людям. — Братья мои, вот перед вами Мари — та, которую я обожаю, та, которая через несколько минут станет моей женой. Мари, эти господа — мои самые близкие друзья, самые дорогие мне люди на свете после отца и тебя. Это граф Жак д'Альбон де Сент-Андре, а это — барон Гаэтан де Роншероль…
Теперь действие переносится в церковь Сен-Жер-мен-л'Оссерруа, во второй придел слева, выделяющийся в темноте храма неясным островком света. Четыре свечи озаряют старика священника, который слабым голосом, с медленными и неверными движениями, читает молитву перед коленопреклоненными Мари и Рено. Немного позади, теряясь в полумраке, скрестив руки на груди, стоят Альбон де Сент-Андре и Гаэтан де Роншероль. Они бледны, в уголках их губ застыла сардоническая усмешка, они пожирают глазами молодоженов — таких юных, таких красивых, не причинивших им никакого зла…
И вот, наконец, спустившись по ступенькам с алтаря, старик подходит к Рено и Мари и передает им кольца. В момент, когда они обмениваются этими символами вечной любви, священник простирает руки над их головами и торжественно произносит слова, скрепляющие перед Богом и людьми союз любящих сердец. Мари бледна как смерть. Рено трепещет. Наступает великий момент: на аналое, между открытым Евангелием и дарохранительницей, раскрывается церковная книга, где должна быть сделана запись о совершившемся таинстве. Рено делает шаг вперед, твердой походкой приближается к аналою и вписывает свое имя:
«Рено-Мишель де Нотрдам».
Нет никаких сомнений, у этого имени есть какое-то таинственное и грозное значение. И нет никаких сомнений в том, что старенькому священнику, другу Рено, это известно, и он явно получил и с честью выполнил точные указания молодого человека. Потому что, жестом указывая Мари, где ей следует поставить свою подпись, он прикрывает рукой только что написанную строчку. И продолжает прикрывать эту строчку, когда к аналою подходят записать свои имена оба свидетеля. Но это чуть позже, а пока…
