Лачуга Колчи приютилась с подветренной стороны Лисьего Носа, под скалами, где не очень-то доставала ее буря. И однако же, на глазах у братьев особенно сильный вихрь вздернул пласт соломенной крыши, полетела труха, обнажились кривые тонкие стропила, сразу же залитые часто стукающим дождем. Ограды вокруг Колчиного двора не было никакой. Поплева постучал в ветхую дверцу, Колча не отзывалась, но дверь была заперта изнутри. И братья сообразили, что это не спроста.
– Может, она не знает, что мы принесли, ты скажи, – посоветовал Тучка.
Поплева сказал, ничего не скрывая; повторил громче и громыхнул дверью – не в полную силу, но сильнее, чем следовало, – к немалому его смущению доска проломилась.
– Ох, эти изверги рода человеческого! – сразу в голос, без малейших переходов от гробового молчания к крику, заверещала старуха. – Оставьте мне дверь! Оставьте в покое дверь! Дверь-то чего далась? Чего ему дверь?! – Голос был неприветливый, но обнадеживающий в том смысле, что старуха все-таки оказалась дома. Братья переглянулись.
– Разве в окно попробовать? Ладно, оставь ты дверь, – неуверенно крякнул Тучка.
Поплева принялся за окно. От первого же удара ставень соскочил, ветер встрепал и скомкал рваную мешковину, которая прикрывала переплет, вдавил и с шуршащим хлопком забросил ее внутрь темного жилища. Поплева наклонился к дыре, но сказать ничего не успел.
– Идолы поганые! Окно-то, окно! А божечки, люди добрые, глядите люди! Что сделали, что сделали-то идолы! А! – взвизгнула Колча, будто ее прищемили. И еще громче: – А-а! – Наконец, собравшись с духом, издала она душераздирающий просто вопль: – А-а-а!!
– Колча, Колча, ты чего? Чего это ты, а? – растерянно спросил Поплева в дыру.
– Отойди от окна, идол! – ответила старуха совершенно внятно.
Поплева отступил, ожидая нравственной поддержки от брата.
– Оставь, ну ее, – сказал Тучка после недолгих раздумий. – Ладно, оставь окно.
Хорошенько разбежавшись, Поплева, верно, сумел бы перепрыгнуть приземистую лачужку старухи одним прыжком, на худой конец, двумя. Потому, оставив поневоле окно, в мгновение ока он очутился на чердаке в том месте, где буря откинула угол соломенной кровли, и зашебаршил в сухом тростнике – уложенные на поперечных жердях вязанки тростника и составляли перекрытие, иного потолка не имелось; чтобы добраться до Колчи оставалось только убрать в сторону одну или две вязанки.
– Кончай дурить, Колча! – склонился к провалу Поплева. – Мы принесли тебе младенца.
