(Письмо она давно решила отвезти в другой раз.)
Масальский не удерживал ее.
Софья встала из-за стола и хотела, было, сделать шаг, но пошатнулась и едва не упала, если бы во-время не поддержал Масальский.
– Что такое? – с ужасом спросила она, опускаясь на скамью.
– Ничего, ничего, пройдет! – криво усмехался Масальский. – Это дербентское зелье – оно с ног валит!
Масальский и сам не очень твердо стоял на ногах: он выпил в несколько раз больше Софьи.
Софья с минуту посидела на скамейке и вновь попыталась подняться. Но ее ноги совершенно отказывались двигаться.
– Софьюшка, вы прилягте, на минутку отдохните, это скоро пройдет, – уговаривал Масальский, кое-как подводя Софью к постели. – Полежите, а я пойду на палубу!
И Масальский, стараясь итти возможно ровнее, вышел из каюты. Софья осталась одна.
Шнуровка корсажа сильно давила – Софья слегка отпустила ее. Клонило ко сну.
Софья с вожделением глянула на подушку в грязной наволочке, но продолжала сидеть, опираясь плечами о стену.
На реке поднялся небольшой ветер – шкоут чуть покачивало. И это мерное покачивание убаюкивало.
Софья пялила глаза, стараясь не уснуть.
Солнце зашло, и в каюте с каждым мгновением становилось темнее. Софья сидела, обдумывая положение. Мысль ее работала лихорадочно.
– Засиделась. Напрасно пила! – думала она.
Масальский держал себя хорошо, не позволял себе никаких вольностей – с этой стороны опасений не было. Тревожило другое: что сказать капитанше, явившись ночью домой?
– Скажу: управительница не отпускала ехать вечером. Оставила ночевать. Посижу здесь до утра, а утром он отвезет…
Шкоут мерно покачивался.
…Она открыла глаза: к кровати, на цыпочках, подходил Масальский.
Увидев, что Софья не спит, Масальский укоризненно протянул:
– Софьюшка, голубь мой, а вы не спите? Я вас разбудил? – шопотом говорил он. – Я только за шинелью пришел: укладываюсь спать наверху. А вы лягте, родная, лягте, не стесняйтесь!..
Он говорил все это так просто и убедительно, точно старший брат журит младшую сестренку, что Софья и в самом деле почувствовала себя в чем-то виноватой. Она и не подумала сопротивляться, когда Масальский осторожно взял ее за плечи и уложил на постели.
– Грязная наволочка – ну и пусть! – мелькнуло в голове у Софьи.
Софья вытянула ноги на кровати и даже улыбнулась – так было хорошо. Сейчас не хотелось думать ни о чем – ни о письме, ни о предстоящем разговоре с капитаншей, ни о том, что давит нерасплетенная коса. Сейчас хотелось спать, спать и спать…
