– Ну, давай!
В дверь просунулась рука. Она передала Масальскому сначала миску с вареным осетром, затем краюху хлеба и арбуз.
– Прошу отведать нашего, морского, хлеба-соли! – пригласил Масальский, садясь рядом с Софьей.
«Вот видала б мать Серафима, что сказала бы, – улыбаясь своей мысли, подумала Софья: – Как жених с невестой!»
Масальский налил из фляги в стаканчик и, чокаясь с Софьей, сказал:
– За ваш приезд в Астрахань!
Софья еще ни разу всерьез не пила вина. Мать Серафима давала ей в престольный праздник – Вознесенье – маленькую чарочку. Вино было вкусное, сладкое. От него чуть кружилась голова точно после качелей.
Софья вспомнила, как привозили с ассамблей капитаншу Мишукову – еле живую, как она отлеживалась после попойки несколько дней.
И все-таки сейчас захотелось самой попробовать: хорошо это или плохо?
– Я только одну выпью, – решила Софья.
Она пригубила. Вино было ароматное, сладкое.
– Пейте сразу: вино слабенькое. Вот так! – учил Масальский, опрокидывая свой стаканчик в рот.
Софья послушалась.
Немного обожгло горло, захватило дух, но тотчас же прошло – разлилось по всему телу приятной теплотой.
– Ну как: хорошо? – спросил Масальский.
– Ничего, – улыбнулась Софья и взяла из миски кусочек осетра.
– Ешьте, пожалуйста! – угощал Масальский.
Софья отказывалась: она, ведь, только что отобедала и не хотела есть.
– Так ешьте конфеты, орехи!
Софья с удовольствием принялась за сладости.
– Откуда у вас монастырское одеяло? – спросила она у Масальского.
– У меня сестра в Рождественском монастыре, что у «Трубы» – келаршей.
– Мать Евстолия? – удивилась Софья: – Да я ж ее знаю. Она у нас в Вознесенском, бывала…
Настал черед Масальского удивляться.
– Я жила в Вознесенском, училась у книжной старицы!..
Они разговорились.
– А, ведь, он смешной, но – милый, – думала Софья, глядя на оживленного от выпитого вина и от приятной встречи Масальского. Теперь, после рассказа о сестре, этот востроносый мичман с куриным лицом стал действительно каким-то своим человеком. И Софья не очень отнекивалась, когда Масальский предложил ей выпить по второй:
– За Москву!
Софья чувствовала себя прекрасно. Ей стало весело, хорошо. Голова не болела – лишь слегка кружилась, но была совершенно ясна. Софье хотелось говорить, говорить… Слова текли легко и свободно. (А, ведь какую косноязычную чушь несла капитанша, когда ее после ассамблеи, пьяную, привозили домой!)
…Уже солнце садилось и райский сад на стене каюты горел в лучах заката адским пламенем, когда Софья наконец спохватилась: надо ехать домой.
