– Нашему князю все как бы к похоти поближе! – состроив серьезную мину, поддел Дашков.
Но, видя, что Масальский улыбается, не выдержал серьезности – расхохотался.
– Ох, и кобелек же ты, князь! – хлопнул он Масальского по колену.
В это время, открывая босой ногой дверь, в комнату вошел Афанасий. Руки его были заняты: он держал кувшин с вином, оловянные чарки, кусок сыру, вяленую рыбу и хлеб.
Афанасий шел медленно, уставясь на кувшин: боялся что-либо выронить из рук.
– Как поп с дарами идет – не мог два раза сбегать! – недовольно заметил Возницын.
Афанасий только шмыгнул носом.
– Ничего, ничего, молодец: втянулся в гавань и ладно! – весело сказал Масальский, принимая из рук Афанасия кувшин. – А в нем порядком чихирю – мы сейчас с тобой, Андрюша, хорошо галс осадим! – подмигнул он Дашкову.
Приятели выпили.
– Ну, что тут, господин секретарь, у вас, в астраханском окне, слышно? Какие указы Адмиралтейств-Коллегия шлет? – спросил Андрюша Дашков.
– Никаких. Велено только негодное коровье масло впредь не продавать а употреблять при деле такелажа.
– И напрасно: матрос что угодно сожрет, ничего с ним не стакнется! – сказал князь Масальский, наливая по второй. – Саша, а жалованья за прошедшие годы так и не слыхать?
– Нет. Сказывают, царица заплатила в Питербурхе только гвардии да гарнизону, а о нас – где ж упомнить… Сам Карлуша сидит без денег – пить не на что. Ходит злой – зверь-зверем… На брандвахту – видели – поставил яхту «Эсперанс». Гукор «Принцесса Анна», – как ее ни конопатили, – потекла.
– Флот каспийский сделался ни к чорту! – махнул рукой Масальский. – Умер адмирал и все расстроилось. А, ведь, только полтора года прошло, как царя Петра не стало.
– Флот и был не бог весть какой! Немудрено: наспех, из сырого лесу строили – вот и погнил. К тому же скрепления слабы – как качнет хорошенько, так и потекла посудина. Вспомни, мало ли у нас и раньше с помпами стояли, воду из интрюма откачивали? Гинь-блоки тоже какой-то умник сделал дубовые. А кто ж того не ведает что в блоках дуб колется? Надо бы из вяза строить! – сказал Дашков, развалившийся на скамейке.
– Не в этом сенс! – возразил Масальский. – Порядок не тот. Раньше-то разве такой шум на судах стоял? За шум, ведь, штрафовали. А теперь распускают или подбирают паруса с таким превеликим криком, точно каторжники на берегу бревна тащат. На одном корабле работают, а по всему берегу гул идет! За матросским криком офицерского голосу не слышно. Разве это гоже? На кораблях курят, где попало. Раньше все твердо помнили: курить только между большой и фок-мачтой. А нынче чуть ли не в самую крюйт-камеру
