О том, что Инга в тягости, первой догадалась жена священника Транда.
Инга была к этому готова. Достойно и сдержанно она раскрыла перед родичами все свои карты. Священник Транд попросил ее поклясться на Священном писании, что она говорит чистую правду. Он не то чтобы сомневался в Ингиных словах, просто хотел выиграть время и собраться с мыслями. Ему было совершенно ясно: огласка здесь крайне опасна, и не только для ребенка.
Священник и его жена обошлись с Ингой чутко и ласково, как с родной дочерью. Отныне оба они редко впускали в дом пришельцев и с чужаками беседовали лишь по необходимости. Двое их сыновей были посвящены в тайну и тоже соблюдали осторожность.
Однажды летним вечером 1204 года Инга и Транд решили, что до родов осталось аккурат двенадцать дней. В деревянной хеггенской церквушке Инга исповедалась Транду и вознесла молитву Деве Марии о помощи и поддержке. Священник Транд пал на колени, простер руки к деревянным сводам и произнес:
– Мария родила Христа, Елисавета родила Иоанна Крестителя, прииди же, дитя, Господь призывает тебя к свету!
Затем они тихонько воротились домой, и по дороге Транд бережно поддерживал Ингу. Впервые за долгие месяцы в душе ее воцарился мир и покой.
Удивительно, однако ж на двенадцатую ночь после этого у Инги начались родовые схватки. Добрый знак. Жене священника Транда случалось прежде помогать при родах, да и сама она дважды рожала. Теперь она решительно взялась распоряжаться: парни сновали туда-сюда, то с горячей водой, то с холодной, то с чистым бельем, то еще с чем-то необходимым. Транд менял влажные компрессы у Инги на лбу, держал ее за руку, утешал, ободрял и громко молился о благополучном разрешении:
– Мария родила Христа, Елисавета родила Иоанна Крестителя, роди же и ты им во славу, прииди, дитя, Господь призывает тебя к свету!
Снова и снова повторял он слова молитвы, и сама Инга тоже пыталась твердить их, когда схватки отпускали:
– Прииди, дитя… прииди… Господь призывает тебя…
Инга держалась храбро, иначе ей было никак нельзя. Она терпела боли, тужилась, пыхтела, делала все, что ей велели. Ни разу не пожаловалась, ни разу не захныкала, берегла силы для важного дела. Для самого важного.
Наконец боли до того усилились, что она их уже вроде и не ощущала. Только дышала все учащеннее, ага, воды отходят… или уже отошли? Она так и не поняла, ибо в эту минуту почувствовала, что ребенок вот-вот явится на свет… сейчас… сейчас… Все, кроме женщин, стояли как зачарованные и, открыв рот, глядели на это чудо. Вот показалась головка, темные, слипшиеся колечки волос… вот… вот…
