– Закон сохранения помнишь?
– Чего? – на всякий случай уточнил я.
– «Чего-о-о? » – совершенно непохоже передразнил меня Евгений. – А того! Читать умеешь? Там же русским языком написано: «Отключение дверей»! Так если ты своими непутевыми ручками одни двери отключаешь, например в стене, то что? – спросил он и сам же ответил: – То вместо них тут же включаются другие. И тебе еще повезло, что в полу, – загадочно закончил Евгений. Однако я, хоть убей, не смог придумать худшей альтернативы.
– Кстати, ты мне так и не ответил, куда идет этот поезд? – напомнил я. – Где у него конечная, что это за ветка и вообще…
– Знаете что, голубчик? – Ларин снова поправил очки, на сей раз – пивной банкой. – Давайте не будем форсировать. У нас впереди еще длиительный курс.
В качестве аргумента он слегка встряхнул сумку, внутри которой что-то звякнуло. Я облизнул губы и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Становилось нестерпимо жарко.
«Я очнулся в метро-о-о, когда там тушили свет,
Меня разбудил челове-ек в красной шапке.
Это кольцо-у-о, и обратного поезда нет,
Но это не станет помехой прогулке романтика-а-а… »
– разливался из динамика голос последнего романтика русского рока. Слова песни показались мне очень своевременными и удачно сочетающимися с моими собственными мыслями. Это все еще кольцо? И обратного поезда действительно нет? Я подумал даже, что если бы у меня когда-нибудь возникло желание написать чисто транспортную повестушку… или даже романчик… я, не задумываясь, вынес бы эти четыре плохо зарифмованные строчки в эпиграф. Стихотворение про кольцо. Пауза. Растянувшееся в пространстве и во времени кольцо.
Кстати, о времени… Сколько там уже? Вот черт! Похоже, остановились! На циферблате уверенно застыли цифры 23:21, причем двоеточие даже не думало мигать. Замечательно!
Зато теперь мы точно знаем время, когда подо мной разверзлись хляби земные. Должно быть, что-то в чувствительном механизме часов замкнулось от удара, и из прибора для изменения времени они превратились в молчаливое напоминание о том, что не стоит необдуманно дергать за все ручки, до которых можешь дотянуться. Особенно за те из них, на которые неглупые, как видно, люди понаставили пластмассовых пломб.
– Не вздыхай так, – по своему истолковал мою задумчивость Евгений Ларин. – Пива, правда, больше нет. Стаканов, впрочем, тоже.
С некоторым сожалением, словно фокусник, извлекающий из цилиндра последнего кролика, Евгений достал из сумки длинную зеленую бутылку с коричневой этикеткой. «ХЕРЕС», – прочел я и немедленно вспомнил бессмертную фразу. «Хересу пожалуйста. Семьсот грамм».
