Экран запестрел строчками на глобаллингве:
«Пинчер — Милашке. Дополнительная информация от нового источника в Интерполе. Чингисхан и Матвей Молчанов на самом деле разные люди. Находятся в очень близких, приятельских отношениях. Оба — хакеры высочайшего класса. Как правило, работают вместе, но акцию против нашего центра управления супероружием Чингисхан осуществил самостоятельно. Именно Чингисхан, а не Молчанов, дал согласие свидетельствовать против Промышленной Лиги на процессе об инциденте в системе „Центавр-6". Новому информатору достоверно известно, что знаменитое почти наркотическое пристрастие к чинзано — особенность именно Чингисхана, а не Молчанова. Не исключено, что в критической ситуации Молчанов попытается прикрыть Чингисхана, выдавая себя за него. В просьбе об очередном переносе начала процесса нам отказано. Всемерно ускорьте установление личности. Конец сообщения».
Уже дочитав, студент Чинарев вдруг обнаружил, что стоит рядом с пользовательским креслом, чуть ли не уткнувшись носом в дисплей, — совсем как давеча Изверг. А еще вдруг обнаружилось, что сам Изверг в пользовательском сиденье отсутствует.
Изверг присутствовал возле входного люка — стоял, опершись о него в такой позе, будто бы готовился пресечь чью-то попытку выломиться из рубки на волю. «Чью-то» — забавное выражение… Не менее забавное, чем «на волю»…
— Вот теперь можешь заниматься своей программой, — сказал Виктор Борисович и неприятно ухмыльнулся (одним ртом, безо всякого участия глаз).
Намертво прикипев взглядом к облитому сумеречной краснотой звероватому оскалу, Чин-чин осторожно и очень неудобно присел. И спросил:
— Чего вам от меня надо, в конце-то концов?
— Не многого, — тон Изверга очень подходил к его прозванию и к его ухмылке. — Видишь ли, я все-таки уверен, что ты — Молчанов. Хакер. Преступник. И функционеры Лиги правы: ты действительно прикрываешь своего приятеля Чингисхана. Понимаешь, что Лига пойдет на все, чтоб заткнуть рот единственному свидетелю, и отвлекаешь огонь на себя.
— Да с чего вы?..
— А вот с того! — в изверовском голосе прорезался звонкий железный лязг. — Ты сам себя выдал, дурачок! Не нужно было врать про чинзано. Сначала паял мне байки, как его любишь — мол, даже кличка твоя происходит именно от этой великой любви, а потом оказалось, что сюда, на борт, рискуя своим студенческим и всяким другим будущим, ты проволок отнюдь не беззаветно любимое пойло. Текилу ты сюда проволок. Так-то!
