— Ты что же, мил-друг, никак резать меня собрался? Уж не из-за той ли причины, которая у тебя за спиною носом пошмыгивает?
Кудеслав поспешно нагнулся, засовывая нож туда, где ему надлежало быть. Оторопь, вызванная внезапным появлением хранильника, проходила, и Мечнику уже с трудом верилось в недоброжелательность, якобы распознанную им в волховском взгляде. С чего бы это Белоконю быть недовольным? Ну, утешил да приласкал Кудеслав полуживую от страха купленницу своего друга (кстати сказать, купленницу эту Мечник наверняка зря вздумал про себя называть девушкой)… По-братски ведь успокоил, без малейшего оскорбления для хозяйской чести. Не мог же волхв разгадать его непрошеные подспудные помыслы! Или мог? А если мог, то наверняка разгадал и ту решительность, с которой Кудеслав эти самые помыслы выгнал из головы. Раз и навсегда выгнал… кажется.
Тем временем хранильник, отвернувшись от Мечника с Векшей, принялся внимательно разглядывать мертвого людоеда. Кудеслав подошел, встал рядом, и волхв сказал, не отрывая взгляда от обезображенной медвежьей головы:
— Похоже, его когда-то лось копытами истолок.
— Жаль, не до смерти, — буркнул Мечник.
— Жаль, — кивнул Белоконь.
Он обернулся к Кудеславу и сказал, глядя ему в глаза:
— А ты хорош с мечом. Я видел — и там, на подворье, и здесь… Лучше тебя никто бы не сделал.
— Ты, что ли, за нею сюда?.. — Мечник кивнул на Векшу.
Хранильник тихонько рассмеялся:
— Нет, за тобой. Шагах в десяти от тебя держался, а ты и не заметил. Воин…
— Он и на подворье поблизости от тебя был с луком своим, — подала голос Векша (купленница так и не двинулась с места; понуро стояла там, где застигло их с Кудеславом хихиканье волхва). — Я пыталась сказать, а ты: «Цыц!..».
Мечник ошарашенно уставился на Белоконя:
— Как же?.. Ты же говорил, что нельзя тебе его убивать!
— Ну, говорил, — хмыкнул волхв. — Мало ли как все могло обернуться… Думаешь, сумел бы я в избе высидеть, зная, что подвел тебя под гибельную угрозу?
Он выждал немного, рассматривая выражение Кудеславова лица, потом пробурчал:
— То-то! И пойдемте-ка домой.
Мечник до крови закусил губу. Стало быть, старик все время был рядом и, ежели что, без колебания пожертвовал бы ради тебя сыновой жизнью, благорасположением богов, еще невесть чем… А ты… А что ты?! Да ничего! Ни в чем нет твоей вины перед ним! Подумаешь, купленницу по волосам погладил — разве это вина? А мысли — они мысли и есть, не больше. Так что можно прямо и честно глядеть старику в глаза.
