А на улице все совсем по-другому. Только отчаявшийся, задавленный жизнью человек услышит миссионера Обращенных. Он готов принять Вечную Истину: нынешняя жизнь без единого проблеска давно стоит поперек горла, впереди то же самое — обыденность и пустота, а хочется чего-то яркого, светлого. Хочется быть КЕМ-ТО.
Однако миссионерствовать получается не у всех, а у той же рабы Евгении даже родственников в Москве нет. Не обзавелась пока. Вот и не может никого привести.
Людмиле Аркадьевне проще — она тоже у метро стоит, как и все, бумажки раздает, но глаз-то уже наметан. Не то что у новичков. Конечно, Евгению можно двинуть на другой участок (Легостаев чуть покачал головой: опять комсомольский жаргон прорывается!) — ходить по подъездам в рабочее время. Внешность у нее подходящая: неприметная «серая мышка». Вызывает доверие. Пусть окучивает домохозяек из многочисленного клуба «Кому за 40» или старушек-пенсионерок. Из тех, что и рады бы на лавочках потрепаться, да не с кем уже. А тут — все на дом: и собеседник хороший, и слушатель. Вникает во все перипетии: как Ванька из тридцать второй квартиры вчера напился, да какой, оказывается, жмот зять — полтора месяца не может ее на машине на кладбище свозить. Ну, понятное дело, здесь и разговор начинается другой. Есть, мол, в Москве такие люди, которые всегда готовы помочь и вообще… Друг за друга горой. Кумушки и клюют. Только надо обязательно в рабочее время приходить, чтоб никто не мешал, все успеть до того момента, пока молодое поколение не вернулось. А то можно прямо с порога пинок под зад получить.
Но эту привилегию — проповедовать по квартирам — надо заслужить. Ничего в этом мире просто так не бывает. А тем более под Его взором. Сначала постой на морозе, под дождем-снегом да под плевками прохожих, неси слово Его в заблудшие души, а там, если успех к тебе придет, если Он отметит тебя своей Благодатью, можно будет и другое послушание назначить.
Да, придется, видимо, пригласить рабу Евгению в заднюю комнату.
Легостаев потянулся, размял плечи. Привычно растеклась по телу сладостная истома, дрогнули руки в предвкушении знакомого удовольствия.
Наместник откинул полог с дальней стены своих покоев. За ним обнаружилась невысокая дверца, обитая старым дерматином. Кое-где из дыр вылезла вата, материал обвис, сморщился. Легостаев толкнул дверь плечом, она тяжело подалась, оказавшись неожиданно толстой. Он пощупал обивку с обратной стороны, покачал головой. В прошлый раз все прошло не так гладко, хотел было исправить, да вот закрутился, забыл.
