— Моя жена Алиссана, — буркнул Берн, которому больше ничего не оставалось делать.
В глазах женщины промелькнула тревога: она поняла, что перед ней волшебница. Пожимая руку Элизеф, она чуть заметно вздрогнула, а когда та заговорила о детях, тревога сменилась неподдельным ужасом. Алиссана попыталась сделать реверанс, но из-за живота потеряла равновесие и упала бы, если бы Элизеф ее не подхватила.
— Сука косолапая! — рявкнул Берн, замахиваясь на жену. Алиссана покраснела и, выставив перед собой скрещенные руки, попятилась назад в комнату. Младший ребенок, мальчик, юркнул за ней, а девочка, которой было лет шесть, задержалась в дверях, испуганно глядя на волшебницу огромными круглыми глазами.
Пожав плечами, Элизеф опять повернулась к Берну:
— Поскольку ты расширил дом, полагаю, у тебя найдется комната для гостей? Проводи-ка меня туда, а потом позаботься о горячей ванне и хорошем ужине. И не забудь сказать жене, чтобы к утру приготовила мне новую одежду.
Глаза у Берна полезли на лоб. Неужели она хочет здесь остаться?
— Госпожа, — проскрипел он, — вы оказываете нам огромную честь, но…
Он не договорил: почерневшие пальцы волшебницы, словно когти, впились ему в руку.
— Слушай, гаденыш, — рявкнула Элизеф. — Не забывай, что без моего зерна ты был бы сейчас нищим!
Жадность в Берне на мгновение одержала верх над страхом:
— При всем моем уважении к вам, госпожа, не могу не напомнить, что зерно, о котором вы говорите, я получил не в подарок, а в уплату за то, что проник в лагерь бунтовщиков и…
— И не смог выманить их из норы, хотя я платила тебе именно за это. — В голосе Элизеф прозвенела сталь. — Проворовавшийся подонок, вот ты кто! Присвоил зерно и ничего не сделал, что от тебя требовалось!
С трудом вырвавшись из ее когтей, Берн упал на колени:
— Прости, госпожа! Я вовсе не думал красть твое зерно, но что оставалось делать? Не мог же я допустить, чтобы оно пропало! Разумеется, оно принадлежало Волшебному Народу, но я ведь был уверен, что ни одного чародея на земле уже не осталось.. — Несомненно, уверен, — мрачно проворчала Элизеф. — Но ты ошибался и теперь должен исправить свою ошибку. Если, конечно, не хочешь, чтобы за нее расплачивалась твоя жена или дети. — Ее голос был безжалостным и холодным, словно челюсти стального капкана. Берн содрогнулся, представив себе, что она может сделать с его семьей, и ему оставалось только покориться.
— Очень рад, госпожа, — еле слышно прошептал он и шагнул к спальне. Алиссана подслушивала за дверью и едва успела отскочить. — Госпожа остановится у нас. — Он выплевывал каждое слово так, словно буквы были отвратительны на вкус. — Ей нужна горячая ванна и плотный ужин, — добавил он, — так что я разведу огонь и согрею воду, а ты принимайся за готовку, и если тебе дороги наши головы, постарайся, чтобы это был лучший ужин, который ты готовила в своей жизни! Ну, нечего стоять тут как тумба безмозглая. Марш к плите!
