– Конечно. Я много лет преподавала англосаксонский язык. То немногое, что дошло до нас от тогдашней поэзии, – чудесно! Жаль, что не было тогда печатных и копировальных машин. – Она приставила палец к узору и, ведя им вдоль строк, прочла: – Это Песнь на смерть Беды. Он умер в 735 году, задолго до рождения короля Альфреда. – Поворачивая кубок, доктор Ланг искала начало стихотворения. – В дословном переводе это звучит так: «Перед своей кончиной никто не бывает настолько мудр, чтобы задуматься над тем, какой приговор – милостивый или беспощадный – будет вынесен его душе после смертного часа».
В ее старческом голосе звучало сейчас эхо тех лет, когда она читала лекции студентам. В этом голосе слышались уверенность и знание. В возрасте семнадцати лет я не выносил подобного тона, казавшегося мне назидательным и высокомерным, и в результате остался неучем. И вот теперь, годы спустя, я впервые пожалел об этом.
Стыдись, Ал, подумал я. Смирись. Смысл Песни на смерть Беды – в оценке добра и зла, которое каждый творит на земле. Да, смысл ее в том, что возмездие за совершенное зло – ад после смерти – неизбежно. Долгие века прошли после смерти Беды... В свои двадцать девять лет я знал, что истинный – и обычно незаслуженный – ад бывает только на земле, но меньше всего мне хотелось бы говорить об этом с Зоей Ланг.
Я не сомневался, что Айвэн знал, какое изречение выгравировано на кубке. Он судил себя и счел виновным. И он был беспощаден к самому себе именно потому, что его мерило честности было столь высоким. Наверное, подумал я, слова, выгравированные на кубке, значили для Айвэна больше, чем те деньги, которые он мог бы выручить за него.
– На какую сумму можно застраховать этот кубок? – спросил Сам своего эксперта.
– Застраховать? – поморщилась доктор Зоя Ланг. – Можете взвесить его и умножить вес на действующую цену золота. Можно с таким же успехом настаивать на том, что это ценный и интересный предмет эпохи викторианского романтизма, или утверждать, что за него не жалко и умереть.
– Ну уж нет, – фыркнул дядя Роберт.
– Люди гибли, защищая свою собственность, во все времена. Это могущественный инстинкт. – Зоя Ланг убежденно кивнула, как бы подчеркивая неоспоримую верность только что сказанного ею. – Не думаю, что вы согласитесь застраховать этот кубок на сумму, превышающую его стоимость в золоте.
Эта сумма не спасла бы пивоваренный завод, подумал я. Для этого к ней пришлось бы приписать немало нулей.
