— Сударыня, — сказал молодой человек, приподняв выцветшую шляпу, — мы подаяния не просим!
И он поскорее увлек Армель в гущу пестрой толпы. Они прошли Новым мостом к Долине Нищеты, сделали несколько шагов по улице Трех Марий, свернули направо на улицу Святого Жермена Оссерского и грязной улицей Балю вновь вернулись к реке. Миновав шумный кабачок «Сосущий теленок», они оказались на набережной де Ла Ферай — в том месте, где высилась каменная глухая стена.
Оливье ничего вокруг не видел — он был поглощен своими мыслями.
«Что за глупая гордость! — корил он себя. — Как это я так поспешно и высокомерно отверг дар этой милосердной дамы? Я мог бы сказать ей… объяснить… Неужто вечные несчастья лишили меня дара слова… и даже хороших манер? Ради Армель она, конечно, не отказалась бы нам помочь… Мы, разумеется, не могли бы взять ее денег, — но, быть может, она дала бы в долг? А ради того, чтобы моя бедная Армель была сыта и одета, я согласился бы стать мажордомом[22], привратником, — да хоть лакеем!
Лакеем?! Я, дворянин Оливье де Сов? Ведь я обладатель сабли с золотым эфесом! Мой дед был при Иври, отец при Рокруа! Я, высокородный вандейский дворянин, — и лакей?! — Он вздохнул. — Что ж! Лучше, пожалуй, быть сытым лакеем, чем подыхающим с голоду дворянином!»
Если бы доблестный шевалье не отдался во власть черной меланхолии, а по примеру Армель смотрел по сторонам, то, идучи по улице Балю, он бы непременно заметил женщину, чье лицо напомнило бы ему о многом…
Дело в том, что в особняке Сен-Мара, окна которого уже давно были наглухо закрыты ставнями, отчего дом выглядел заброшенным, одно окно неожиданно распахнулось, и в нем показалась нарядно одетая дама. Выглянув на улицу, она оперлась на украшенный причудливой решеткой подоконник.
От особняка Субиза до ворот Бюси и от Мельничного холма до монастыря Богоматери госпожа Миртиль слыла особой выдающейся ловкости и сноровки. Сия своеобразная репутация делала ее поистине королевой Долины Нищеты, где она владычествовала над всеми — большими и маленькими — ее обитателями, то очаровывая блеском своих темных глаз, то жестоко карая холодным презрительным взором. Она была необычайно красива, однако, словно двуликий бог Янус, чаще всего являла всем свой суровый лик. Сундуки ее были набиты золотом, и это позволяло госпоже Миртиль, не страшась ничьего гнева, полновластно распоряжаться в кабачке «Сосущий теленок», проявляя в случае необходимости самое изощренное коварство. Среди завсегдатаев кабачка преобладали люди служивые, сроднившиеся со шпагой, а также мошенники и воры: и те и другие подозревали, что у очаровательной хозяйки есть иные источники существования. Между собой они прозвали ее Злой Феей.
