Обстановка комнаты была убогой: на полу – кургузый, изрядно потертый ковер, старый облезлый диван, кресло-качалка.
За ширмой находилось жалкое подобие кухни: двухконфорочная плита и небольшая раковина. Из испорченного крана тонкой струйкой текла вода. Старые запыленные шторы были приподняты, чтобы стало хоть немного светлее. Мать Евы пригласила их сесть, и лейтенант задал свой первый вопрос:
– Как случилось, что вы стали костюмершей у собственной дочери?
Миссис Симмонс не ожидала этого вопроса. Замешкавшись, она ответила:
– Что в этом особенного? Она давала деньги мне, вместо того чтобы платить кому-то чужому. Я получала целых двести долларов в месяц.
– А ваш муж? Он не работает?
– После смерти Евы мой источник доходов иссяк, и муж вынужден искать место. Но у него туберкулез, он серьезно болен. Поэтому мы и жили так долго в Аризоне, из-за теплого сухого климата. Потом Элли написала мне, что ей нужен свой человек в театре, и мы приехали сюда.
– Кого так боялась ваша дочь? – без всякой связи с разговором спросил О'Тул.
Миссис Симмонс так и застыла в растерянности. Затем недоуменно пожала плечами.
– Подумайте, миссис Симмонс, ведь был же кто-то. Ева сама говорила об этом.
– Я и представления не имею.
– Вы можете спросить ее режиссера, мистера Коллинжа. Ева жаловалась ему на постоянные ночные звонки; она рассказывала, что кто-то тайно проникает в ее гримерную.
– Но не могла же я находиться с ней каждую секунду, – взорвалась мать Евы. – Мне надо было выйти в туалет, иногда – в гладильную или по другим делам.
– Так кто бы это мог быть, миссис Симмонс?
– Не знаю!
Женщина затравленно посмотрела на полицейских, и вдруг в ее глазах затеплилась надежда:
– Я слышала по радио, что вы задержали Касса Гранта. Разве этого недостаточно?
– Дело в том, что пока он задержан только для допроса. Кстати, в то время, когда происходили все эти необъяснимые вещи и кто-то преследовал вашу дочь, Касс Грант еще находился в психиатрической лечебнице в Вентфорте. А позавчера Ева Грант обратилась в полицию с жалобой.
– Этого не может быть!
Было заметно, что миссис Симмонс поразило это известие, но неутомимый О'Тул настойчиво продолжал задавать вопросы:
– Когда и кто оторвал рукав от платья Евы?
– Думаю, это кто-то сделал во время первого действия. – Голос костюмерши звучал безжизненно. – Еще днем все было в порядке. Потом, когда началась репетиция, я немного постояла у занавеса за сценой. Совсем чуть-чуть. Хотелось посмотреть, как играет Ева, полюбоваться дочерью. Она была так прекрасна в дивном вечернем наряде! Настоящая кинозвезда. – Миссис Симмонс судорожно сглотнула. – Потом наступил антракт. Ева пришла переодеться, а платье оказалось испорчено.
