Так будет лучше | страница 3



Танк с еле слышным гулом приподнялся и улетел, оставив ему взамен испорченного отдыха двух пленных.

Осмотрев космодром, он откинул забрало и глянул на пленных, застывших там, где их остановили стволы.

– Сесть. – тихо, но зло сказал он. Любые мягкости в обращении с военнопленными запрещались Уставом. Они опустились на бетон. Он вспомнил, что бетон сырой и холодный, и пинком отправил к ним остатки ящика, валявшегося в куче хлама под стеной ангара. Ящик легонько стукнул старика по руке, и старик приподнял взгляд от земли. В глазах старика, тускло блеснувших в зареве горящего города, плескалась ненависть, еле скрытая маской угрюмости. Он ответил кривой усмешкой.

– Спасибо. – запоздало произнесла девушка. Смертельно раненая усмешка несколько секунд цеплялась за его лицо, а потом медленно сползла. Голос проник в него гораздо глубже взгляда старика. Это был не писклявый визг какой-нибудь вертихвостки и не тягучее прорезиненное мычание какой-нибудь старой суки. Это был настоящий голос – низкий, грудной и звучный, как грохот взлетающего линкора.

Выйдя из оцепенения, он неожиданно для себя прохрипел:

– Не за что.

Тяжело раненым пехотинцем, оставляющим кровавый след, проползли несколько минут молчания. Он пытался придумать, что еще можно спросить, чтобы еще раз услышать этот голос.

– Вы кто? – невнятно выдавил он, садясь у стены в нескольких шагах от них.

– А тебе-то что?! – яростно прохрипел старик – Все равно… – старик зашелся тяжелым глухим кашлем, и девушка захлопала по его спине.

– Мой дедушка – наш ведущий физик-волновик. – произнесла она гордо-наставительно, когда кашель старика сменился хрипами дыхания.

Он кивнул, и ему внезапно захотелось, чтобы был день, и он мог рассмотреть их. Желание было очень сильным. Он поискал в себе, чем его подавить, и не нашел.

Он достал спичку и сигару. Зажег спичку, подержал ее с секунду, давая разгореться поярче. Медленно раскурил сигару.

Он успел увидеть немногое, но и этого хватило, чтобы представить, что ее ждет дальше. Сначала ее будут использовать как средство давления на старика. Потом несколько офицерских кроватей, отработка убийства без оружия и банк органов.

В нем медленно начала разгораться ненависть. Такая привычная ненависть к себе и к своим командирам. И очень незнакомая – ко всей системе.

Накатили злость и горечь, сопровождавшие его во всех атаках. Глаза осмотрели поле. Атаковать было некого. Почти.

Богохульство само прыгнуло на язык и с шипением вырвалось сквозь стиснутые зубы.