Армия, 23 года.
ВУЗ, 20
Секция, 14
Детсад, 5
Кроватка, полгода
Три месяца до рожденья, под потолком комнаты, где мать.
Зачатие, под потолком.
Ночное небо, корабль
Автомашина, навстречу грузовик, секунда до смерти, 53 года.
Штаб квартира ФБР, кабинет Гувера, 46 лет.
Рейхстаг, 44 года
Гитлер, квартира, 33 года.
Техас, кабинет моего дома, 23 года.
Техас, тренер, 15 лет.
Техас, рожденье
Орбита земли, за час до рождения, я падаю на планету.
Картинки резко замедлили бег и я увидел, как мои зеленые четырехпалые пальцы набили что-то на пульте, а голова легла в переплетение проводов, и в этот момент вернулись все ощущения. Только один момент космической злобы на все, что посмело остаться в живых, холодной, расчетливой, безжалостной. Потом ощущение, как большой кусок памяти исчезает, сменяясь чужой, которая теперь моя. Насовсем.
И торжество, торжество замаскированного, который теперь может быть среди глупых, теплых, мягких, добрых, не узнанный и не обнаруженный.
Я с ревом выпрыгнул из кресла и не получив опоры хвоста, упал.
Вскочив и посмотрев на свое тело, я вспомнил, кто я и где я.
Злоба, спрятанная, и проявившаяся, осталась, и я понимал. Я понимал, что она, злоба, потом опять спрячется, и я буду вспоминать все как страшный сон, но сейчас, среди своих, я мог не прятаться и наслаждался этим.
– Я – майор внешней разведки Денджуан Накансток. – прорычал я в лейтенанта внешней разведки, все еще стоящего у пульта. – После устраняющей имплантации внедрился на Хару с диверсионной миссией. Выполнение отчету не подлежит. Возврат не предусмотрен. После выполнения миссии реинкарнировался в текущее тело, в котором внедрился во внешние службы Хомо.
– Что предполагаете, ветеран? – уважительно спросил лейтенант.
Я, старый я, незлобный, мягкий, измочаленный непонятной до этого жизнью, хотел вернуться обратно. Хотел к Тэсс. Дернув на место начавшую таять злобу, бывшую всего лишь тенью злобы майора Денджукан, но от которой техник и двое рядовых синели от страха, я тихонько прорычал:
– Догнать тот корабль, с которого меня выкинули, вернуться.
– Хорошо. – лейтенант посмотрел на рядовых. Они сорвались и исчезли в двери. – Ветеран, позвольте предложить защитную метку.
Метка – хорошо. Метка покажет своим, что я – свой, и чужим, что я под защитой своих.
Я молча положи тело, такое слабое, нежное, хрупкое, на реанимационную платформу, и закрыл глаза.
Правое плече ожгло болью, которая сразу же стала затихать. Что-то захлопнулось на правом запястье.
