И тут я замолчал, не зная, что пообещать и чем поклясться...
Как Хрт опять сказал:
- Убей меня!
А Макья молча плакала. И слезы - крупные, кровавые - катились по ее щекам. Мне стало холодно. И очень, очень страшно! И все-таки я встал из-за стола, сказал:
- Я все сказал! Как будет, так оно и будет! - и ушел.
Белун не смел меня задерживать. Хвакир не задержал. Огонь не опалил. Вернувшись в терем, я сказал:
- Я жду плохих известий из Тэнграда. Будет гонец - немедля разбудить.
И лег, и спал. Нет ничего полезнее, чем отдохнуть перед тяжелыми делами. А волноваться незачем - ведь нам дано только сражаться, а остальное все решается на Небе.
Под утро действительно прибыл гонец и рассказал, как криворотый Кнас одолел Верослава. А было это так. Криворотые не сходятся с противником для личного единоборства, а выстраиваются на возвышенном месте и начинают стрелять из луков. Стреляют криворотые отменно. И мало того, что их стрелы не знают промаха, так они еще без труда пробивают кольчуги, шлемы и щиты. А стрел пускается такое великое множество, что уже после четвертого залпа вся тэнградская дружина была повержена наземь - и криворотые сошли с холма и кинулись к Тэнграду. Тэнградский люд был до того ошеломлен, что даже не успел закрыть ворота. Люд перебили - весь. Тэнград сожгли. Назавтра дальше двинулись.
- А много ль их? - спросил я у гонца.
- Двенадцать городов, двести селений. Вся Шеломянь идет! От их обоза скрип стоит такой, что слышно за полдня пути. У них там одних стрел...
- Пятьсот подвод! - сказал я. - Это так. А что, и Верослав сражен?
- Нет, ярла жгли. У них жечь на костре - это позор. Кого сожгут, тот, говорят, уже не возвращается.
- Быстро идут?
- Не очень. Недели через две, не раньше, жди.
Я ждал. Ров, стены подновил. Погнал гонцов к Стрилейфу, Владивладу, Судимару, в Ровск и в Печальные Болота. Я говорил: "Придете - может, вместе и выстоим, а нет - поодиночке перебьют; сами решайте!"
И решили: не то что не пришли - даже гонцами не откликнулись. Вот до чего был страх!
И страх был и в Ярлграде. И я, как мог, их успокаивал. Я объяснял, что нам бояться нечего, что здесь, за стенами, с таким запасом продовольствия, мы можем продержаться целый год. Я говорил:
- Что есть у криворотых? Только стрелы. Но стрелы действенны только в открытом поле и то лишь днем, а ночью стрелы не страшны. И по ночам, - я говорил, - мы будем делать вылазки и резать их, словно свиней, а после уходить за стены и наблюдать, как с каждым днем они будут все меньше, меньше разводить костров, и как у них потом начнется голод, как среди них пойдет раздор...
