Борейша являлся личностью почти легендарной. Бывший блестящий ученый-лингвист, он слыл когда-то любимцем богемной элиты столицы Карелии. Ни одна интеллектуальная тусовка не обходилась без его участия. Но в один прекрасный день все резко переменилось. Как потом он сам объяснял всем, свобода позвала к себе. Самым простым способом обрести вожделенную свободу и независимость от мещанского, по его понятию, быта стал уход из дома и «бичевание» в отдаленном Районе. К несчастью для местных властей, экс-ученый преступлений не совершал и оснований для определения в места не столь отдаленные не давал. Со временем он стал одиозной фигурой районного масштаба. Несмотря на невзгоды грязного полуголодного существования в условиях севера, Борейша возвращаться домой не спешил и получал явное удовольствие от такого образа жизни.
— Слышь, участковый, — грустным голосом проговорил бомж, — что это было? Или я уже допился? — Он потряс кудлатой головой и яростно потер глаза. Затем сел на снег и заплакал: — Все, «белочку» словил, глюки пошли. Допился. Хочу домой! Жизнь моя несчастная... Начальник, увези меня домой!
Борейша продолжал плакаться и боком подбирался к машине. Пока Стас разглядывал это чудо и раздумывал, что же с ним делать, Борейша все так же бочком неожиданно юркнул в салон «нивы» и заголосил истошно, требуя отвести его в местную психушку.
Не ожидавший такой наглости, Стас с явным удовольствием влепил кулаком по небритой роже и пообещал незадачливому кандидату в попутчики и психушку, и небо в алмазах, и все прелести принудительных работ на благо родного города и страны. Бомж с радостью кивал, глупо хихикал, но покидать машину не собирался. Вцепившись обеими руками в сиденье, он упорно отказывался выходить.
— Будем считать, что сам напросился, — подвел итог неудачного выживания бомжа из машины участковый, — потому что отвезу я тебя в кутузку.
Стекла пришлось опустить, чтобы не задохнуться от перегара и вони, которыми благоухал бывший интеллигентный сын своего времени.
За хутором дорога стала еще отвратительнее. Отчаянно буксуя на промокших подъемах, машина медленно продвигалась по давно неезженой колее. Черные, еще не одетые в листву деревья громоздились по обочинам бесконечным неопрятным забором. Съежившиеся рыхлые сугробы сочились водой, темные прогалины кляксами проплывали по сторонам. Яркое весеннее солнце лепило глаза. Сплошное удовольствие проселочных дорог! Повседневный русский экстрим плюс две извечные отечественные беды. Одна сидела за спиной Стаса и непрерывно бормотала всякую чушь, другая ложилась под колеса «нивы», демонстрируя слабость отечественного автомобилестроения.
