Безвыходных положений не бывает | страница 71

Вставайте пораньше, садитесь в поезд и поезжайте километров за сто, вас с нетерпением ждут ерши и оку­ни. Ни пуха ни пера!

Ничем нельзя так уронить себя в глазах знакомых, как признанием того, что вы не любите серьезную музыку. – Вы слышали? – взволнованно сообщит один знакомый другому. – Н. Н. не любит классическую му­зыку!

– Что вы говорите! – ужаснется знакомый. – А я одолжил ему десять рублей!

– Что ваши десять рублей! Он чуть было не женился на моей сестре. Хорошо, что я вовремя его раскусил.

Отсюда ясно, как важно любить музыку. Так приня­то, и точка. Считается, что музыка облагораживает и пробуждает, а если вы ее не слушаете, в вас нечего об­лагораживать и пробуждать. Одним словом, вы человек конченый. Поэтому лишь субъект, потерявший всякую ответственность перед обществом, может сделать роко­вое признание. Будьте осторожны! Если даже вам в младенчестве медведь на ухо наступил и вы не слышите никакой разницы между божественным ля-ля, там-там и скрипом ворота на деревенском колодце, никогда в этом не признавайтесь.

Но что же все-таки делать, если вы обычный, совер­шенно нормальный человек и больших порций музыки никогда не переваривали? Думаю, что история, кото­рая произошла со мной, поможет вам сделать соответ­ствующие выводы.

Как-то мой старший брат, страстный меломан, зата­щил меня в консерваторию. До той поры в отношении серьезной музыки я соблюдал разумную умеренность: пять – десять минут симфонии были для меня преде­лом, за который я старался не выходить. Легкая заряд­ка, прохладный душ – и равновесие в организме вос­станавливалось. Но брат долго и настойчиво уверял ме­ня, что я получу ни с чем не сравнимое удовольствие именно от большой дозы классической музыки. И я сдался, смутно чувствуя, что делаю большую ошибку.

В зале сидели серьезные и вдумчивые люди. Они ти­хо беседовали друг с другом и важно кивали. От их лиц веяло тысячелетней культурой и глубокими чувствами. Я решил, что они говорят о своих кумирах, и не ошиб­ся. Мой сосед, меломан с благородной сединой на ви­сках, с лицом и манерами спикера палаты лордов, шеп­тал своей супруге: «Видела, как Банишевский саданул по воротам? Точно гвоздь заколотил – в девятку!»

Я немного успокоился. Началась музыка – и сотни ушей обратились к оркестру, как лепестки роз к солнцу. Первые десять минут я высидел довольно спокойно: сосчитал музыкантов, отдельно мужчин и женщин, за­метил, что первая скрипка похожа на коменданта на­шего студенческого общежития, и сообщил об этом брату. Он не реагировал. Тогда я написал ему записку с этим наблюдением, но брат, не читая, сунул ее в кар­ман. Мне стало обидно, и я начал оглядываться, чтобы разыскать хоть одного нормального человека. На меня зашикали. Через минуту я понял, что умираю от скуки, и шепотом предложил брату сыграть в «морской бой», но он сделал страшные глаза и вновь повернул свои локаторы к оркестру. И в этот трагический для меня мо­мент я заметил, что «спикер палаты лордов» осторожно листает футбольный календарь. Мы быстро нашли об­щий язык и провели бы полтора часа вполне сносно, если бы не супруга «лорда». Она забрала календарь и сунула его в редикюль, после чего «лорд» сразу свер­нулся, как прокисшее молоко на плите. И тут древний инстинкт самосохранения подсказал мне единствен­ный шанс на спасение. Я встал и величественно уда­лился, как Наполеон, подписавший акт об отречении.