Сашка подтвердил, что та самая. Я пожалел друга и пошел с ним на смотрины, до самого конца надеясь, что он меня разыгрывает. Не тут-то было: при виде Надьки Сашкины глаза затопились елеем, а губы растянулись в сладчайшую улыбку. Затем он полез в карман и выложил на краешек стола завернутые в тетрадный лист кусочки рафинада – подношение, смею вас заверить, требующее куда больших жертв, чем нынешняя коробка конфет.
– Снова чай не пил?– сердито спросила польщенная Надька.– Забери немедленно!
– Сахар необходим для работы мозга перед экзаменами,– нежно проворковал Сашка.– У меня еще есть.
Зная, как Сашка любит сахар и мечтает нахрустеться им до отвала, я понял, что мой друг здорово влип. Боясь его обидеть, я просидел с ним у Надьки весь вечер, со скрежетом зубовным прослушал в ее исполнении десяток песен и вдрызг с ней разругался, когда она безапелляционно заявила, что мамонтов никогда не было.
– А «Борьбу за огонь» ты читала?– спросил я.
– Стану я читать всякую ерунду!– ответила она.
– Ерунду? – я начал закипать.
– Надя шутит,– с жалкой улыбкой вмешался Сашка.
– А скелеты, что выкапывают, тоже ерунда? – допытывался я.
– Полная ерунда и чушь!– вызывающе отрицала Надька.– Выдумка.
– А бронтозавры, ихтиозавры…
– Сказки! Ничего не было.
– И синантропа не было?
– Ага, не было.
– Пока,– зло сказал я Сашке, вставая.– Можешь целоваться со своей дурой.
– А ты целуйся со своими скелетами!– завопила мне вдогонку Надька.– Сам дурак!
Вскоре меня догнал Сашка. Несколько минут мы шли молча, потом нерешительно взглянули друг на друга – и дико расхохотались.
– И как это я не заметил, что она дуреха!– орал Сашка, вытирая слезы.
– А поет, как заржавленная дверь!– задыхался я.
А потом пришла Сашкина очередь меня спасать: я закрутил невыносимую для мамы и странную для всех окружающих любовь с кареглазой красавицей Линой. Если считать, что отдаленная перспектива каждой любви – будущее супружество, то данный случай оказался нетипичным: не столько потому, что я был на восемь лет моложе Лины, сколько потому, что она была на восемь лет старше. Зачем я понадобился этой интересной девушке, студентке четвертого курса института, одному богу было известно. Я тешил себя тем, что Лина обнаружила во мне что-то незаурядное, хотя, всматриваясь в зеркало, самокритично признавал, что, кроме довольно-таки нелепых усиков и темных глаз с обожженными от прикуривания ресницами, особых примет на моей физиономии не имеется. Однако в течение нескольких месяцев мы, к возмущению мамы и Сашки, чуть ли не каждый вечер встречались, и я буквально не находил себе места, когда в условленное время Лина заявляла, что готовится к семинару, и захлопывала двери перед моим носом. Наконец она допускала меня в святая святых – свою комнатушку, беседовала со мной о жизни, гримасничала перед зеркалом, потом делала вид, что только-только заметила мое томление, с полчаса отрабатывала на раскаленном до температуры поверхности солнца юнце искусство взгляда, поворота головы и жеста и, удовлетворенная, беспощадно выставляла меня за дверь, чтобы завтра повторить пройденное. Я бежал домой и совал голову под водопроводный кран, а Лина приводила себя в порядок и неизменно отправлялась к подруге, которая работала где-то по снабжению и время от времени подбрасывала Лине ордера на обувь или на платье. Так продолжалось до тех пор, пока я случайно эту подругу не разоблачил. Она оказалась эффектным седовласым холостяком, большим начальником и подлецом, в чем Лина убедилась некоторое время спустя, когда оформляла своей девочке свидетельство о рождении.
