Остров Весёлых Робинзонов | страница 7

– Ты не забыл, Левушка, что от подобных взглядов у тебя повышается давление?

– Ты ошибаешься, дорогая. Прекрасное я не вижу, а слышу, для меня красота – мелодия, трансформи­рующаяся из моих зрительных нервов в мои уши. И ты, Ксенечка, уступив необоснованному первобытному чувству ревности, тем самым нанесла ущерб моей твор­ческой личности.

– Необоснованному? Я даже не знаю, от чего у ме­ня распухает голова: от жары или от наглости твоей творческой личности!

– Безусловно, от жары, моя радость, от жары. Ты, наверное, перегрелась на солнце, дорогая.

С этими словами Лев Иванович заботливо набра­сывает на голову жены косынку, закрывая ей лицо. Этим он сразу убивает двух зайцев: во-первых, трогает Ксенечку своим вниманием, а во-вторых, получает возможность безнаказанно коситься на Машеньку, образ которой, безусловно, рождает у профессора ка­кие-то музыкальные ассоциации; во всяком случае, Лев Иванович начинает шевелить губами и пощелки­вать пальцами.

За процессом создания нового симфонического произведения с улыбкой наблюдает доцент истории Игорь Тарасович Ладья, высокий худой человек с уса­ми и козлиной бородкой. Игорь Тарасович – архео­лог-любитель, и бессонницы начали мучить его с тех пор, как удачливый коллега раскопал стоянку камен­ного века и разыскал там груду костей.

– Самое гнусное в его поступке, – жаловался нам в поезде бедный археолог, – заключается в том, что эти кости были мои!

И, видя наше недоумение, пояснил:

– Я застолбил этот участок, а не он!

Антон выразил уверенность, что археолог найдет на нашем острове целую скелетную жилу. Игорь Тарасович тут же признался, что только эта надежда и привела его к нам в компанию. Санаторий, да еще с самостоя­тельным режимом, да еще на древневалдайском остро­ве – нет, тут где-то должна быть зарыта собака, то есть не собака, а разные интересные для науки кости.

Чинно сидят у самой воды два брата, Юрик и Шу­рик. Они похожи друг на друга как две кегли, и лишь одна оплошность природы портит братьям жизнь: у Юри­ка черные навыкате глаза, а у Шурика также навыкате, но серые. Это сильно мешает братьям-студентам сда­вать друг за друга экзамены, поскольку все преподава­тели уже на первом курсе раскусили эту трагическую примету и зафиксировали ее для памяти в своих за­писных книжечках. Юрик и Шурик изысканно вежли­вы, воспитанны и относятся к взрослым с подчерк­нутым уважением. Их устроила в санаторий мама, которая уверена, что «этим невыносимым баскетбо­лом дети совершенно расшатали свою центральную нервную систему». Ксения Авдеевна в глаза и за глаза осыпает братьев похвалами, и, по-моему, зря. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что это два плута, каких свет еще не видывал. Я убежден, что именно они положили кирпич в Ксеничкин саквояж и посолили халву Прыг-скоку.