— Я — Ретса, — представилась маленькая женщина. — А это — моя дочь, Сарет. Как вы, двое мидгардцев, оказались здесь?
— Мы не из Мидгарда, — отрезала Алеа, — По крайней мере больше мы там не живем.
Сарет с испугом взглянула на незнакомку, и той стало стыдно за свой резкий тон.
— Прошу прощения, но, знаете, не очень-то приятно быть рабыней и спасаться бегством в страхе за свою жизнь.
— Да уж, приятного мало. — Ретса привстала на цыпочки и принялась обрабатывать ей руку, снова смочив тряпицу в каком-то снадобье. — Почему тебя сделали рабыней?
— Потому что я слишком высокая, — объяснила Алеа, стараясь не выдать горечи в голосе.
— Мы слыхали, — нахмурилась Сарет, — что рабом могут сделать и того, кто не вырос достаточно высоким.
— Верно, и нам вдалбливают это в головы с самого детства. Мы не осознаем, насколько несправедлив такой закон, пока подобное не случается с нами.
Ретса, спрятав в сумку склянку с лекарствами, покачала головой.
— Нам непонятно, почему люди так беспощадны по отношению к своим собственным детям. Выпороть в приступе гнева — да, это плохо, но можно понять. Держать их в строгости — такое мы тоже понимаем... но отрекаться от них, отдавать в рабство?.. Нет!
Она повернулась в сторону основной группы.
— Попробуй идти, только осторожно, старайся не сильно наступать на больную ногу...
Сарет подошла к девушке с другой стороны, готовая в любую секунду поддержать. Алеа бросила на нее взгляд, полный удивления и благодарности, затем медленно и осторожно шагнула, опираясь на посох.
— Больно, — кивнула она, — но я постараюсь не хромать.
— Лучше уж хромай, — посоветовала Ретса. — Так будет меньше вреда. Не стоит сильно напрягать ногу. И опирайся на посох.
Посмотрев, как передвигается Алеа, она одобрительно кивнула.
— Вам повезло, что мы оказались поблизости в дозоре.
— Так вы всегда патрулируете эту местность?
— Да, — ответила Ретса, — хотя и совмещаем патрулирование с охотой. Мы услышали визг и поспешили сюда. Добыча сегодня неплохая, однако один из нас будет долго скорбеть по своей собаке.
Женщина посмотрела на угрюмого карлика, который укладывал на носилки лохматое тело.
— Кенис была хорошим псом и верным другом. Ну что же, Обону придется найти утешение в ее щенках...
Алеа ощутила угрызения совести — собака ведь погибла, спасая ее жизнь, — но тут же мысленно обругала себя: в конце концов это всего лишь собака. Однако она уже убедилась, что для карликов их животные — друзья, причем близкие. Ну что же, сказала себе Алеа, по крайней мере карлики получили хоть какую-то пользу от нашего спасения — вон они уже поднимают свиней на копья, чтобы отнести домой.
