Форе поклонился еще раз, в основном для того, чтобы скрыть презрительное выражение своего лица. Гнева королевского он ничуть не боялся, ибо знал, что ничем, кроме сотрясения воздуха, он не чреват. Более всего, камердинеру не нравилась в Бодуэне его невероятная болтливость.
Великий провизор иоаннитов положил успокаивающую руку на нервно трясущуюся кисть его величества.
— Как бы там ни было, он уже здесь, и мне кажется, лучше бы ему не видеть меня в вашей спальне.
— Да граф, да, — закивал король, щеки его тряслись, губы дергались. Возбуждение его дошло до край ней степени.
Д'Амьен встал и, поклонившись, направился к потайному выходу.
— Прошу меня простить, — тихо сказал Форе, — но мне кажется вы не успеете уже уйти незаметно, господин граф.
— Почему? — спросил Д'Амьен.
Камердинер короля не успел ответить. Послышались тяжелые, решительно приближающиеся шаги. Створки дверей без всякого предупредительного стука распахнулись и на пороге показалась крупная, можно даже сказать, грузная фигура в белом плаще до пят, надетом поверх кольчужных доспехов. Можно было подумать, что великий магистр ордена тамплиеров собирается дать битву прямо здесь, в королевской спальне. На сгибе руки, граф де Торрож держал свой богатый, византийской работы шлем, не слишком подходящий для битвы, но весьма подходящий для разного рода парадных случаев. Одним словом, закованная в сталь башня весьма резко контрастировала с убранством и стилем будуара его величества Бодуэна IV. Живя на востоке, франки не остались равнодушными к некоторым сторонам жизни аборигенов. Роскошь и изысканность бытовой культуры богатых азиатов тронула сердца потомков тех, кто почти сто лет назад отвоевывал Гроб Господень, не имея ни малейшего представления о серных банях, умащивающих маслах и кальянах. В том, что граф де Торрож вторгся в это собрание тонкой роскоши в полном боевом облачении был, несомненно, недвусмысленный вызов, и главное, тамплиер не скрывал, что бросает этот вызов сознательно.
— А-а! И вы здесь, граф! — громким, командным басом прогудел де Торрож. — Это даже лучше, иначе за вами пришлось бы посылать. А это потеря времени.
Черный, сухощавый старик медленно потер пальцами правой руки свое левое запястье, именно так выражалось у него сильнейшее раздражение.
Де Торрож медленно, но уверенно приблизился к восточному креслу, на котором восседал Бодуэн, и занял сиденье напротив него. Поскольку это было место иоаннита, Д'Амьен был вынужден остаться стоять.
