Мука в голосе Хэна разрывала сердце Лейи.
— Хэн…
Он поднял руку, заставив ее замолчать. На лице у него появилось злое выражение.
— Как вы это делаете, Элегос? Каамаси чуть приподнял подбородок.
— Мы не можем от них избавиться, капитан Соло. Делясь ими, мы разделяем их тяжесть, но прогнать их вовсе мы не в силах.
Хэн зарычал и потянулся вперед, прижав к глазам руки.
— Я бы их вырвал, если бы это помогло мне перестать видеть… Знаете, я бы непременно так и сделал. Не колеблясь ни единой секунды. Я не могу перестать видеть, видеть его, видеть, как он умирает…
Его голос превратился в басовитый грохот, грубый, жесткий, похожий на звук разрывающегося феррокрита.
— Я постоянно его вижу, вижу, как он стоит… Он спас моего сына. Спас Анакина. Швырнул прямо мне в руки. А потом, когда я снова на него посмотрел, порыв ветра сбил его с ног и на него упал дом. Но он все равно поднялся. Он был весь в крови и ранах, но он встал. Он стоял и протягивал ко мне руки. Протягивал ко мне руки и просил, чтобы я его спас. Так же как он спас Анакина.
Хэн замолчал, его кадык, ходил ходуном.
— Неужели вы не понимаете — я его видел. Он стоял, а на Сернпидаль падала луна. Воздух вокруг нас сгустился. А он стоял и кричал. Он превратился в черный силуэт. А потом оно его пожрало. Я видел его кости. Они тоже стали черными, затем белыми, такими белыми, что было больно глазам. И все, — Хэн вытер нос рукой. — Мой лучший друг, мой единственный и самый верный друг, которому я позволил умереть. Как я могу забыть об этом? Скажите мне.
Голос Элегоса звучал мягко и одновременно его наполняла внутренняя сила.
— Ваши воспоминания — это частично то, что вы видели, а частично — ваши страхи. Вы считаете, что предали его, и вам кажется, будто именно так он думал в последние минуты своей жизни. Но вы не можете знать наверняка. Память никогда не бывает такой четкой и определенной.
— Вы не знаете, вас там не было.
— Да, меня там не было, но мне довелось переживать похожие ситуации, — каамаси сгорбился, и его красный плащ складками скользнул на пол. — В первый раз в жизни, когда я воспользовался бластером, я убил троих. Я видел, как они завертелись на месте, а потом упали. Я смотрел, как они умирают, и знал, что это воспоминание останется со мной навсегда, воспоминание о том, как я лишил их жизни. Потом мне объяснили, что бластер лишь оглушил их. Получилось, что я ошибся. Может быть, вы тоже ошибаетесь.
Хэн с вызовом покачал головой.
