Заблудившийся революционер | страница 7
По искренности тона самокритики Залкинда хорошо чувствуется – когда меняется ветер, флюгер чувствует это первым.
«Я, – писал Залкинд, – объективно способствовал популяризации фрейдизма в СССР в 1923–25 годах, а по инерции и позже. Но я вкладывал во фрейдизм свое особенное понимание, которое на самом деле было полным извращением фрейдизма. Однако я продолжал называть свои взгляды фрейдизмом, и это соблазняло „малых сих“.
Я всегда, вспоминал Залкинд, пытался обосновать «чрезвычайную социогенную обусловленность, пластичность человека и человеческого поведения», отстаивать понимание личности как «активного, боевого, творческого начала».
Но в старой, «реакционной» психологии Залкинд этого не находил. «Наткнувшись в 1910–1911 годах на Фрейда, я, казалось мне, отыскал наконец клад. В самом деле, фрейдовская личность горит, борется, динамична, отбирает, проводит упорную стратегию, переключает свои устремления, свои энергетические запасы и т.д. Одним словом, опустошенное, дряблое „я“ старой психоневрологии Фрейдом наконец выбрасывается вон из науки (так казалось мне тогда)». В этом Залкинду легко поверить: именно так воспринимала Фрейда романтически настроенная молодежь в годы его наибольшей популярности в России. Однако, как известно, романтизм с годами сменяется здравомыслием.
Если вдуматься в суждения Залкинда, становится ясно, что на деле он был от фрейдизма весьма далек – и прежде, и теперь. Достаточно вспомнить его 12 заповедей, над которыми Фрейд, узнай он о них, в лучшем случае посмеялся бы. Так что в известном смысле Залкинд в своем покаянии субъективно честен. Но его экстремистский пафос неискореним. «Укрепление диктатуры пролетариата вбивает – и навсегда – осиновый кол в могилу советского фрейдизма».
Наверное, и с этой вампирской метафорой Залкинд поторопился. Даже Н.К. Крупская неожиданно встала на сторону фрейдизма: не стоит, мол, перегибать в другую сторону – бессознательное играет свою роль в жизни и в поведении. Но слово – не воробей, а осиновый кол – это, действительно, навсегда. Залкинд уже не может остановиться. Его новая методология гласит: «Мы становимся из рабов научных приемов их хозяевами… Основную (если не всю) массу научных исследований сегодняшнего дня должны составлять исследования краткосрочные, быстро дающие определенные выводы для ближайшего отрезка времени».
Однако история учит: постоянные колебания расшатывают флюгер, и его-то и сносит в первую очередь новым порывом ветра, который сильнее прежних.