— Ты замечательный человек, Габи, — промолвил он наконец. — И я очень рад, что мне выпало счастье познакомиться с тобой. То, что ты делала и говорила, было просто великолепно. Большинству людей один-два шлепка, которыми мать награждает своего ребенка, кажутся чем-то совершенно обыденным, не стоящим внимания. Но ты, похоже, разбираешься в этих вещах гораздо лучше, чем многие…
— Они просто боятся, — печально возразила Габриэла, прижимаясь к профессору, словно ища у него защиты. — Притвориться, будто ничего не замечаешь, гораздо легче, чем просто встать и сказать, что думаешь. Мой отец все время так поступал. Он делал вид, будто ничего особенного не происходит. Он позволял матери делать все, что ей хотелось, и никогда не вмешивался.
Впервые она заговорила с профессором о своем детстве, и даже по этим нескольким словам он сразу понял, что за этим стоит печальная, трагическая история. И ему показалось, что Габриэла почти готова рассказать ему все.
— Так вот, значит, чем это обернулось для тебя, — проговорил он грустно. У него никогда не было своих детей, и все, чему профессор Томас только что стал свидетелем, не укладывалось у него в голове. Он не понимал, как можно быть таким жестоким и равнодушным по отношению к собственному сыну или дочери.
— Гораздо хуже, — честно призналась Габриэла. — Мать избивала меня так, что я порой просто теряла сознание, а отец… Он просто смотрел и молчал. Наверное, меня спасло то, что мать в конце концов оставила меня в монастыре, чтобы во второй раз выйти замуж. С отцом они уже развелись, так что я была единственным препятствием на ее пути к свободе. Но десять лет жизни с матерью дорого мне обошлись. Одним ухом я почти ничего не слышу, вся голова у меня в шрамах, несколько ребер сломано. Я перенесла несколько сотрясений мозга, о которых никто не знает, потому что мать не вызывала ко мне врача, даже когда я теряла сознание от побоев. Она просто оставляла меня валяться там, где я упала, а потом снова наказывала меня, если я пачкала кровью паркет или ковер. Мать в конце концов забила бы меня до смерти. Теперь я это понимаю и не устаю благодарить судьбу за то, что ей пришло в голову оставить меня в монастыре и уехать. В Калифорнию… — добавила Габриэла, припомнив ту ложь или, вернее, полуправду, к которой она прибегла, когда знакомилась с профессором и другими соседями по пансиону.
— О боже! — воскликнул профессор Томас, который неожиданно почувствовал себя очень старым. Ему было трудно даже представить себе тот, кошмар, в котором Габриэла жила целых десять лет, однако он верил каждому ее слову. История, которую он только что выслушал, объясняла многое в ее поведении. Теперь профессор понимал, почему Габриэла так осторожна при встречах с новыми людьми, почему держится так замкнуто и так сильно скучает по своему монастырю. Понимал он и то, почему многие люди, которым приходилось сталкиваться с ней, считали ее сильной. Габриэла и впрямь была наделена особой силой духа, которая позволила ей бросить вызов аду и победить. Несмотря на физические и душевные страдания, она сумела уцелеть — именно уцелеть, то есть остаться цельной, несломленной натурой. Вопреки всем усилиям матери, дух девочки закалился и окреп. Обо всем этом профессор поспешил сказать ей, пока, скользя по обледенелым тротуарам, они шли к пансиону мадам Босличковой.
