Хозяин заведения встретил ее как старую знакомую и, похоже, удивился, увидев девушку в обществе американского солдата. Соланж называла его Жюльеном, они некоторое время поболтали, потом она заказала чашку чаю. От еды Соланж категорически отказывалась, но Сэм заказал ей сам немного сыру и булочку.
Не удержавшись, она все это с жадностью съела. Только в кафе Сэм, рассмотрев ее поближе, впервые заметил, как она худа. Из выреза платья торчат острые ключицы, скулы на лице туго обтянуты кожей. Она с удовольствием осторожно отхлебывала горячий чай.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Соланж, отставив чашку и с любопытством глядя на него, — Je ne comprend pas.
Сэм не мог ей объяснить, почему ощущал такую внутреннюю потребность поговорить с ней, просто с первой минуты, увидев ее, он понял, что не сможет повернуться и уйти.
— Не знаю… — произнес он задумчиво, но Соланж, видимо, не поняла.
Сэм развел руками, а потом, чтобы было понятнее, приложил их к сердцу и к глазам.
— Когда я впервые тебя увидел, то почувствовал что-то странное…
С явным неодобрением восприняв его слова, Соланж покосилась на других девушек, сидевших в этом кафе с американскими солдатами, но Сэм торопливо замотал головой:
— Нет, нет… не то… гораздо больше.
Он показал «больше» руками, а Соланж печально посмотрела на него, словно умудренная жизненным опытом женщина на наивного подростка.
— Это не существует.
— Что?
Она показала на сердце и повторила его жест, обозначавший «больше».
— Ты потеряла кого-то на войне?.. — Сэм чувствовал себя ужасно неловко, задавая этот вопрос. — Может быть, мужа?
Она покачала головой и почему-то вопреки своему намерению решила ему рассказать о себе:
— Мой отец… мой брат… немцы убивать их… моя мама умирать от туберкулез… Мой отец, мой брат… dans la Resistance.
— А ты?
— J'ai soigne ma mere… Я… смотреть моя мама…
— Ты ухаживала за своей матерью? Соланж кивнула.
— J'avais peur, — махнула она рукой, злясь сама на себя, и изобразила испуг, — de la Resistance… потому что мама очень сильно меня нуждаться… Мой брат был шестнадцать…
Глаза Соланж наполнились слезами. Сэм невольно коснулся ее руки, и она почему-то не отдернула руку. Повисла напряженная пауза. Потом девушка снова взяла чашку и отпила глоток чаю, стараясь, чтобы не было заметно, как дрожат ее пальцы.
— А другая родня у тебя есть?
Она не поняла.
— Еще братья? Сестры? Дяди, тети? Соланж серьезно посмотрела на него и покачала головой.
На протяжении последних двух лет она была одна. Одна в оккупированном немцами Париже. Давала уроки, чтобы заработать себе на жизнь. После смерти матери часто думала о вступлении в Сопротивление, но страх был слишком силен, да и брат ее, которого выдал сосед, погиб так бессмысленно, не успев совершить никакого геройского поступка, что его смерть охладила ее пыл.
