— По-оня-атно, — протянула я. — А что, если Никошкин тоже заполучил эти сведения? Насчет стульев? Куда их распределили?
— Исключено! — твердо ответил Кошкин. — Человек, который предоставил мне эти сведения, — дружок мой старинный. Не то что, — тут Кошкин с ненавистью клацнул зубами, — не то что этот Никошкин.
— М-м… — неопределенно отозвалась я.
Ох уж эти мне верные друзья! В институте и в отряде «Сигма» нас учили не доверяться до конца никому. Даже товарищам по учебе, даже бойцам своего отряда. Вот так-то.
— Может быть, еще что-нибудь закажете? — снова раздался над ухом тоскливый голос официанта. Кошкин даже вздрогнул. — Куры есть, гриль, салаты…
— Вам же сказали — пока нет, дайте поговорить спокойно! — рявкнула я на него.
Официант без всякого выражения на помятом лице посмотрел на меня и тихо отошел.
— Бумаги, в которых были эти сведения, — понизив голос, сообщил мне Кошкин, — уничтожены. Данные остались только в моем блокноте.
Я с одобрением кивнула. Неплохо Александр Александрович работает. Для роли Ипполита Матвеевича совсем неплохо. Закурив еще одну сигарету, я вырвала из блокнота листок со списком, потом еще один следом, на котором едва заметно отпечатался этот список, и, щелкнув зажигалкой, подожгла их.
— Эй! Эй! — закричал на все кафе Кошкин. — Что же ты делаешь? Как же мы теперь?!
— Страховка, — любуясь оранжевым пламенем, объяснила я. — Вдруг вы блокнот потеряете? Или вытащат его? — Я едва удержалась, чтобы не добавить — «с трупа».
— Да, но как?! — продолжая сокрушаться, спросил шеф.
— Просто, — объяснила я, — я же все запомнила. На мою память, Александр Александрович, уж поверьте, можно положиться.
Он вздохнул и замолчал.
Я допила свой кофе и опустила догорающие листочки в чашку. Ложечкой размешала пепел.
— Вам еще кофе? — снова раздался над нами голос неуемного официанта. Он покосился на меня. — Между прочим, мусорить у нас нельзя За чашечку придется заплатить.
— Да на! — обозлившись наконец, заорал на него Кошкин. — Вот прилип, как этот… — Он достал из бумажника пятидесятирублевую купюру и бросил ее на стол. — Хватит?!
Я успела заметить, что в бумажнике оставалось еще несколько таких же бумажек. Негусто.
Официант-надоедала хотел было что-то еще нам сообщить, но, посмотрев на зверски перекошенное лицо Кошкина, только еще раз вздохнул и страдальчески сглотнул. Было видно, что его мучает изжога. Так-то, голубчик, не надо пить!
— Пойдем, — поднялся Кошкин, — посмотрим, что там они с моей тачкой сделали.
