Ближе всего к Ланнеку находился боцман — он курил трубку, и дым ее иногда долетал до капитана; чуть подальше стоял высокий сухощавый г-н Жиль.
Муанар в штурманской рассчитывал кратчайший курс к «Франсуазе».
Судно качало так, что оно то одним, то другим бортом черпало воду, и порой на стекла рубки обрушивались целые водопады пены. Неожиданно Ланнеку почудилось, что его зовут. Он насторожился, но прошло еще несколько секунд, прежде чем из темноты выступила фигура радиста.
— Капитан! Идите сюда…
Ланглуа выскочил на палубу, не успев натянуть дождевик, и теперь смешно втягивал голову в плечи под шквалами ледяных брызг.
Когда Ланнек поравнялся с ним, радист пояснил:
— Вы ведь знаете по-немецки? Вот уже минут пять со мной говорит пароход «Зетойфель», а я ничего не понимаю!..
В ярко освещенной рубке было тепло, и Ланнек, усевшись перед рацией и надевая наушники, уголком глаза заметил Матильду, устроившуюся в единственном здесь кресле позади аппаратов. Он почти не обратил на нее внимания: слегка искривил губы в иронической усмешке, и только. Нашла себе безопасное местечко? Что ж, пусть отсиживается.
— Ничего не слышу, — проворчал он, поворачиваясь к Ланглуа.
— Подождите. Они повторяют радиограмму каждые три-четыре минуты. Начинают примерно так; «Wir konnen nicht…»[6].
Они замерли. Теперь, когда дверь захлопнулась, всюду: и в рубке, и в бескрайнем море, заключенном в наушниках, — воцарилась тишина. Ланнек невозмутимо глядел в пространство, и никто не решился бы сказать, о чем он думает. Ланглуа, чье место занял капитан, стоя, подкручивал какую-то ручку Вдруг Матильда с радистом, хотя и были без наушников, услыхали отчетливый щелчок и увидели, что глаза. у Ланнека стали внимательными. Радио заговорило. Откуда-то донесся человеческий голос. Капитан морщил лоб и хмурил брови, силясь разобрать слова, а рука его автоматически записывала:
«Мы в пяти-шести милях от „Франсуазы“, но у нас все сети в море, а волнение усиливается. С места двинуться не можем. Только что нашу корму задела полузатонувшая шлюпка. Полагаем, что людей на ней нет».
Говоривший несколько раз подряд повторил текст.
Голос у него был хриплый, тон лающий, словно этот неизвестный моряк с «Зетойфеля» охвачен слепой яростью.
Ланнек поднялся, уступив место Ланглуа, который первым делом удостоверился, что его никто не вызывает на других волнах.
— Незадолго до этого я поймал английский пароход, передававший морзянкой, но я еще не успел найти его позывные в справочнике.
