И он понял. Она спокойно, не торопясь и тщательно отмерив дозы алкоголя и воды с серьезным видом хозяйки дома, наполнила два стакана. Один поставила около своего спутника и как бы между делом коснулась его лба.
– Тебе хорошо?
Сбросив привычным движением туфли, она забилась в кресло, устроилась там поудобнее и сразу стала похожа на маленькую девочку.
Потом вздохнула и произнесла каким-то совершенно незнакомым ему голосом:
– Мне очень хорошо.
Их разделяло не больше метра, но они прекрасно знали, что не будут преодолевать сейчас это расстояние, и тихо смотрели друг на друга сквозь полуприкрытые веки. Они были счастливы, видя, как глаза светятся нежностью. И это успокаивало их.
Неужели она сейчас опять заговорит?
И она действительно слегка приоткрыла рот, но для того, чтобы тихо, почти шепотом начать петь ту самую песню, которая совсем недавно стала их песней.
И этот простой популярный мотив вдруг преобразился в музыкальное произведение такой силы, что у мужчины выступили на глазах слезы и он почувствовал жар в груди.
Она это знала. Она знала все. Она завораживала его своим пением, своим чуть надтреснутым голосом с серьезными интонациями и намеренно стремилась продлить удовольствие, которое они ощущали оттого, что они вдвоем и отрешены от всего остального мира.
Когда она вдруг замолчала, то в наступившей тишине стали слышны уличные шумы.
Они слушали их с явным изумлением. Потом она повторила значительно тише, чем первый раз, как если бы она боялась вспугнуть судьбу:
– Тебе хорошо?
Услышал ли он слова, которые она затем произнесла, или же они прозвучали в нем самом?
– Мне никогда в жизни не было так хорошо.
Странным было это ощущение. Она говорила. Он был взволнован. Он говорил себе: «Она лжет».
Он был уверен, что она лгала. Возможно, она не придумывала все подряд, хотя он считал ее способной и на это. Ложь получалась из-за некоторых искажений, преувеличений или пропусков.
Два-три раза она наливала себе виски. Он больше не одергивал ее, ибо теперь уже знал, что в это время виски ей необходимо. Оно поддерживало ее. И он ясно представил, как она в другие ночи, с другими мужчинами вот так же пьет, чтобы поддержать свое возбуждение, и говорит, говорит без конца своим волнующим, хрипловатым голосом.
Кто знает, не рассказывала ли она им всем абсолютно одно и то же с такой же искренностью?
Самое поразительное то, что ему было все равно, во всяком случае, он на нее за это не сердился.
