— Между прочим, я сюда даже никого не водила, — сказала Александра. — Никаких компаний, никакого пьянства. Здорово это, одному жить. У тебя такое счастье, собственная квартира, а ты чего-то печалишься, дурак. Ну, потерял службу, так все сейчас теряют, такое время. Все равно тебе пришлось бы что-то другое искать.
— Ничего я не хочу, — сказало Валько.
— Тогда тебе надо в монастырь. У меня была знакомая — в женский монастырь ушла. Но, наверно, тебя не возьмут. Монастыри же тоже мужские или женские, а для таких, как ты, наверно, нет. О, слушай!! Мне один чувак рассказывал, как он дачи сторожил. Такой хороший дачный поселок для богатеньких, они даже на зиму сторожа нанимают. Жил, говорит, в избушке, тишина, чистый воздух. Он там симфонию писал, он композитор. Правда, не написал. Или написал, но никому не понадобилось, не помню. Хочешь, узнаю у него? Он, вроде, недавно только съехал оттуда, место свободно пока. Будешь там жить, а я поживу у тебя. Тебе просто подальше сейчас надо от людей, мне кажется. Позвонить?
— Позвони.
Александра позвонила композитору, тот позвонил еще кому-то, и дело уладилось в течение нескольких минут.
Почти полгода, с поздней осени до весны, Валько прожило сторожем. (Ошибки нет — именно прожило. Когда работа есть образ жизни, то это уже не работа.)
Возможно, это было самое счастливое для него время.
Вот обычный зимний день. Валько просыпается и первым делом растапливает печь. Дрова принесены с вечера, лежат небольшой поленницей у двери и влажно пахнут, еще не до конца оттаявшие. Печь сложена не очень хорошо, тяга слабая, огонь разгорается медленно, часть дыма идет в комнату, Валько то и дело ворошит кочергой поленья, чтобы лучше взялись. Ставит чайник на плиту (она подсоединена к газовому баллону, стоящему рядом), чайник закипает, Валько часть воды наливает в кружку и бросает туда два пакетика чая, а часть в кастрюльку, и варит в ней овсянку. Овсянку он ест каждое утро, и ему не надоедает. Во время завтрака слушает радио по транзисторному приемнику или читает.
После этого выходит из дома. Зима выдалась снежной, иногда за ночь наваливает по окна. Приходится расчищать тропки: одну к дощатому туалету (после чего надо вынести туда помойное ведро), вторую к дровяному сараю, третью к калитке.
Закончив эти дела, Валько встает на лыжи и начинает утренний обход. Лыжи старые, охотничьи — широкие, с ременными креплениями под валенки, нос одной обломан, но аккуратно приделан с помощью консервной жестянки.
