— Что у вас за вид такой, — обеспокоенно спросила Лия Самойловна, — может, вам вообще нельзя быть на солнце?
И еще Ника очень боялась внезапного приезда сестры. Тогда ей пришлось бы уговаривать сразу двоих, а на это может не хватить ни настойчивости, ни аргументов. Вот если бы к моменту возвращения Светки у нее было бы уже принципиальное согласие командора… Она украдкой посмотрела на него, сидящего на другом конце стола, и вдруг прямо столкнулась с его взглядом — внимательным, словно изучающим. Ей панически захотелось провалиться, исчезнуть, вообще перестать быть. «Как я пойду к нему?» — подумала она с отчаянием.
Но идти все равно пришлось. Настал момент, когда оттягивать визит стало уже нельзя, и Ника поплелась к командорской палатке, совершенно не представляя себе, что будет говорить и какими доводами подкрепит свою просьбу, чтобы она не показалась бессмысленной и несерьезной.
Игнатьев сидел за своим дачным столиком, осторожно раскладывая на листе бумаги какие-то бесформенные плоские комки, коряво обросшие ржавчиной. Палатку, одно полотнище которой было поднято с северной стороны, приятно продувало ветром, и угол бумажного листа на столе все время шевелился, словно пытаясь приподняться и улететь.
— Садитесь, — коротко сказал Игнатьев, указав ей на складной стул из алюминиевых трубок, обтянутых брезентом. — Я сейчас, одну минутку.
— Пожалуйста, это совершенно не к спеху… — прошептала Ника.
Командор повозился еще немного с бурыми комочками, бережно перекладывая их так и эдак, словно решая головоломку; потом осторожно, взяв за углы, передвинул лист с ними на край стола и, положив перед собой переплетенные пальцами кисти рук, посмотрел на Нику — опять так же в упор и изучающе, как за столом во время обеда.
— Итак, вы хотите остаться в отряде, — сказал он. — Почему?
— Здесь так хорошо, — пробормотала Ника. — Очень тихо… Я так хотела побыть где-то, где тихо и где можно… ну, просто сидеть, думать… никуда не спешить…
— Сидеть, думать. А через неделю вам это занятие надоест, и тогда что прикажете с вами делать? Давать провожатого До Москвы?
— Мне не надоест, — сказала Ника негромко и убежденно.
Игнатьев посмотрел на нее, помолчал.
— Вы что, увлекаетесь археологией? — спросил он. — Работали в каком-нибудь кружке? Или просто начитались Керама?
— Керама я читала, — кивнула Ника. — И «Библейские холмы» тоже… не помню автора, тоже немец, по-моему…
— Церен, — подсказал Игнатьев. — Ясно. Вы, значит, решили, что мы тут тоже раскопаем какое-нибудь восьмое чудо света.
