— Все нормально.
— Пошли! — Афанасий вышел первым. Последним шел вьетнамский верзила-водитель.
Лифт не вызывали. Бычок шел двумя маршами впереди, соединив руки на животе, карманах куртки. Афанасий и Пай-Пай были уже на втором этаже, когда из квартиры внизу вывалилось несколько громких людей. Они начали спорить еще за дверью. На лестнице хотели разрядиться основательно. Вышедший из квартиры первым внезапно поднял голову. Замер. Его друзья тоже остановились. Наверху лестничного марша показался Афанасий. Люди внизу молча пропустили спускавшихся. Почувствовали ли они что-то? Или сверху даровано было им откровение?
Сама Смерть, невидимая, непредсказуемая, неслышно прошла по лестнице рядом, в обличье серьезного, бесшумно шагавшего невысокого человека с белыми глазами и его сопровождающего — с блестящим, словно глазированным, лицом, в джинсовом костюме. За каждым было свое небольшое Ваганьковское кладбище.
Хлопнула дверь внизу. Четверо прошли по асфальтовой дорожке. У серебристого «Урвана», в конце двора, авторитет остановился. Охранники отошли. Говорить особо было не о чем.
— Тебе сделают предложение… — Афанасий прикурил от зажигалки. — Не отказывайся.
— Зачем же?
— Завтра утром Нгуен привезет тебя из дома. Поедешь в Нальчик. Пересидишь. Бывал там?
Пай-Пай покачал головой.
— У меня там друг. Отвезет тебя к Чегемским водопадам… Давай! — Авторитет поднял на него белые глаза. Обнял. — Все будет путем!
Нгуен уже сидел за рулем микроавтобуса в трехместной просторной кабине.
— Отвезешь брата моего на скоростняк, — приказал Афанасий. — Посадишь в попутку.
Афанасий и Пай-Пай снова дважды расцеловались — обычай, пришедший вместе с многочисленной восточной популяцией новых группировок.
— Все!
Пай-Пай сел в «Урван» рядом с Нгуеном.
— Поехали!
Предложение, о котором упомянул Афанасий, поступило Пай-Паю еще утром, и он принял его, не задумываясь.
На блатной фене имелось сто разных названий того, что ему предстояло сделать начиная с непонятных «ухетить» и «абфетцея», которыми пользовались старые тюремщики, и кончая общеизвестным и всем понятным, «примочить» или «завалить».
Дело это было рискованное, но за него платили. И в нем был заинтересован вор в законе.
В Москву Пай-Пай возвращался той же скоростной трассой, в новой «восьмерке» — с незнакомой супружеской четой. Молодая деваха и мужик на переднем сиденье тащились от своей машины, от себя своих разговоров. Пай-Пая они вроде игнорировали, но все что говорили, предназначалось для его ушей. Вспоминали города, в которых будто бы было тогда такое же ясное утро, как сегодня на скоростняке.
