«Не для себя же я рискую погонами, пенсией, а то и свободой!»
За месяц, если следовать тому, что им внушалось вслух, дежурные московских вокзалов могли похоронить всю официальную статистик — каждый не регистрировал в день от одного до трех десятков заявлений.
— Значит, не было разбоя?
— Нет, — майор ничего не знал о Коллегии, к которой готовился Скубилин.
Игумнов не мог им не залюбоваться:
«Сама невинность. Рот дудочкой. Круглые выпученные бельма известной телеведущей…»
— Тогда я тебе скажу…
— Слушаю вас, товарищ генерал…
— Как у тебя со слухом?
— Пока не жалуюсь…
— Разбой в электричке! Двое… Под угрозой ножа…
Скубилин уже еле сдерживался.
— Ничего не слыхал… Слово офицера!..
— «Слово офицера» ! Да в министерстве уже все знают! Замминистра звонил мне домой . Куда вы после этого?!
— А у нас все в ажуре, товарищ генерал… — Дежурный перекатил во рту леденец.
Так уже случалось не раз. Приедут, наругают, насуют матюков, а сами довольны: молодец, дежурный, этого не расколешь! Сказал «нет!» и на этом стоит! А одним незарегистрированным разбоем меньше!
На этот раз было по-другому: Скубилину необходимы были виновные!
Майор так ничего и не уловил — играл все ту же игру.
— Им там наверху и не такое привидится… Знаете, когда коту делать нечего… — Он не волновался. За дежурство в него было влито не менее поллитра разного сорта спиртного в пересчете на водку.
— Заместителю министра привидилось?!
Скубилина понесло:
— Где заявление потерпевшего?!
— Ничего не знаю, товарищ генерал!
— Я тебе дам «не знаю»…
Укрытые заявления обычно прятали не в дежурке, Скубилин обернулся к начальнику розыска:
— Игумнов!
Тот блеснул блатными фиксами:
— Слушаю….
— Ключи от сейфа. Живо! — Начальник Управления больше не сдерживался. — Службой тяготитесь, а не один не подал сам рапорт об увольнении…
«Прямо не в бровь, а в глаз!»
— Открывай!
Игумнов молча шагнул к сейфу.
Замок щелкнул.
— Бумаги на стол…
Это был акт бессилия.
— Все? — Игумнов не был напуган.
— Все до одной!
— Вот…
— Клади сюда!
Как и следовало ожидать, все бумаги — входящие и исходящие , все заявления — были официальные, надлежащим образом зарегистрированые. Заявления подполковника Черныха о разбое в электропоеде и его расписки среди них не могло быть.
Скубилин лично просмотрел каждую бумагу, перекочевавшую из металлического шкафа на стол. Потом перешли к содержимому самого письменного стола.
Игумнов был невозмутим. Ни один стоящий оперативник за последние лет сорок — после усиления борьбы за высокую раскрываемость преступлений — никогда не не стал бы хранить компрометирующие документы и записи у себя в сейфе.
