— Она забыла запереть дверь Хартли. Отлично. Я подожду, пока она принесет напиток, посмотрю, чтобы дверь осталась открытой. Тебе не обязательно стоять на страже, Мойра. Он сейчас еще не вернется. Дождя не намечается. У нас есть время.
— Я зайду в комнату вместе с тобой. Две пары глаз лучше одной.
Когда Сэлли вернулась, Джонатон встретил ее на площадке лестницы, взял стакан с поссетом и постарался заговорить девушку, чтобы она не вспомнила о двери Хартли.
— Ты из здешних мест? — спросил он дружелюбно.
— Родилась и выросла в Блекстеде. У моего отца сапожная мастерская. Вы могли видеть ее на главной улице.
— Не довелось. Но я зайду к нему — попрошу забить гвоздь в подошве, он мне мешает, впивается в пятку.
— Скажите, что я послала, и он сделает задаром, — улыбнулась она.
— Непременно скажу. Но я и тебя отрываю от работы, — он дал ей монетку.
Во время их разговора снизу доносился голос Мегги, призывающий Сэлли спуститься в кухню. Сэлли побежала вниз. Джонатон отнес посcет Мойре, она поставила его на стол. Они вышли в коридор, убедились, что никого нет, и вошли в номер Хартли.
Сразу можно было безошибочно определить, что Мотт отлично справляется с обязанностями камердинера. Комната поражала порядком, не видно было ни одной лишней вещи.
— Ты посмотри в платяном шкафу, а я в письменном столе, — распорядилась Мойра.
Джонатон открыл шкаф и начал исследовать содержимое карманов. Кроме расчески и мелкой монеты там ничего не удалось найти, даже носового платка. Единственное, что ему удалось узнать, это то, что одежда была почти новая и завидного качества. На туалетном столике лежал набор щеток в серебряной оправе, а также бритвенный прибор и ювелирный футляр, содержащий небольшую бриллиантовую булавку для галстука, которую Хартли надевал на вечер. В ящиках комода находилось чистое белье и носки.
Успехи Мойры были не лучше. Несколько свежих газет, но без пометок, так что трудно было заключить, что именно он читает. Если у Хартли и была записная книжка, дома он ее не оставил. Промокательная бумага в пресс-папье не менялась давно, следы чернил набегали друг на друга и делали слова абсолютно неразборчивыми.
— Можно подумать, что в комнате вообще никто не живет, — с неудовольствием заметила Мойра, когда они сопоставили наблюдения. — Ни одной личной вещи, которая что-то могла бы рассказать о владельце. Такое стремление скрыть свое «я» наводит на серьезные подозрения. Загляни в комнату Мотта, Джон. Я посмотрю под подушкой и матрацем, многие прячут там интимные вещи.
