Зона поражения | страница 5



— Алиса?

— Амелия?

— Анна?

— Анфиса?

Утомившись от расспросов, археолог решил заняться собой. Он был покрыт липким потом с головы до ног и отправился под ионно-гравитационно-контрастный душ. Три эти программы, понятное дело, включались последовательно, а не одновременно. Сначала Платона «приласкали» особым образом приготовленные струи воздуха, потом измолотили гравикулаки и наконец попеременно шпарило и леденило по старинному земному рецепту.

Через пять минут посвежевший, но еще не до конца очухавшийся, Платон вывалился в коридор и вернулся в спальню. Ниже пояса он был замотан в махровое полотенце и потому совершенно благопристоен. Атлетический, не знавший пластической хирургии (а это сразу подмечает наметанный глаз) торс его непременно привлекает внимание «слабого» пола. Но здесь и сейчас им некому было восхищаться. Девушка всеми фибрами души демонстрировала глубокую, неизгладимую обиду, и игра ее казалась весьма убедительной.

Оставляя мокрые следы на антикварном пластиковом паркете «под дуб», Платон прошлепал босиком к туалетному столику.

Увидев, что гостья за это время успела раскраситься, превратив свою физиономию в лубочную картинку, он поморщился и хотел было спросить: «Что будешь есть на завтрак?» Но с губ против воли слетело:

— Белла? — Самое смешное: он ничуть не раскаивался.

Девушка промолчала — лишь зубы стиснула до скрипа. Она ожесточенно расчесывала электрогребешком спутанные космы медных с золотистыми проблесками волос. Только искры летели в сторонь!

— Вожена?

Впереди был еще весь алфавит, но девушка не стала дожидаться, когда Платон пройдет путь от «альфы» до «омеги». Она вынула из пластиковой сумочки пульверизатор и побрызгала на свои соски и лоно, в одно мгновение покрыв их пеной нежнейших голубых кружев. Археолог огляделся, но при всем желании и профессиональном умении не смог обнаружить в спальне никакой женской одежды. Очевидно, она бесследно растворилась при вчерашнем купании. Весь вопрос: а где они купались?

Затем девушка достала из старинной тумбочки еще одну дорогущую хлопчатобумажную простыню и обернулась в нее, как римский патриций — в тогу. У Платона язык прирос к гортани. Ступни сунула в коллекционные тапочки с помпонами, которые, согласно дворцовому ритуалу империи Ринь, украшали верхнюю из обязательной пирамиды подушек. Теперь ее туалет был завершен.

— Чао, амиго! — цитируя чей-то дурной сон, игриво произнесла гостья и, помахивая сумочкой в такт колебаниям бедер, покинула его апартаменты.