— Я не могу, — почти клялся Клей, — и я вовсе не чудесный, извини, что я назвал тебя невежественной, извини, что назвал тебя случайной, и я совсем не снимаю с себя ответственности, но что, разве мужчина не может выйти из себя?
— Тебя можно было бы оправдать, если бы я чего-то от тебя требовала, но я не делаю этого. Я не приставляю к твоей голове ружье и не заставляю ничего делать. И я не собираюсь пить из твоей запятнанной серебряной ложки, — с сарказмом закончила она.
— И что все это значит?
— Это значит, что, вероятно, мой отец был прав, что обидел тебя, потому что ты богат. Это значит, что я возмущена, что ты думаешь, что можно все смести под ковер, предложив мне деньги на аборт. Если бы ты мне этого не предложил, я бы тебя уважала больше.
— Знаешь, сейчас это разрешено.
— И все равно это убийство.
— По этому поводу бытуют разные мнения.
— И, вероятно, у нас с тобой тоже разные мнения. — Значит, ты собираешься оставить ребенка?
— Это тебя не касается.
— Если это мой ребенок, тогда меня это касается.
— Ошибаешься, — твердо сказала девушка. Это единственное слово четко давало понять, что бесполезно пытаться что-то выведать у нее. Молчание разжигало войну в сознании Клея. Он печально сидел, обхватив руль руками. Наконец он начал говорить. В его словах было много правды:
— Послушай, я не хочу, чтобы малыш жил в одном доме с твоим отцом.
Было слышно, как с куста слетел лист. В тишине прозвучал тихий голос Кэтрин:
— Ну, ну, ну…
Вместо ответа он включил зажигание, нажал на газ и рванул вперед, разгоняя печаль. Размышляя, он ехал, управляя одной рукой и позволяя машине ехать достаточно быстро, но осторожно. Она откинулась назад и молча смотрела на ряды деревьев, которые проносились мимо, освещенные фарами. Она потеряла всякий ориентир, на время не думая ни о чем. Машина замедлила ход, повернула и поехала по улице, на которой он жил.
— Ты думаешь, твои родители все еще здесь?
— Понятия не имею. Такой сумасшедший, как он, может быть.
— Похоже, что они ушли, — сказал он, разворачиваясь и не видя «седана» на дороге.
— Тогда тебе придется меня отвезти, — сказала она, потом добавила, поворачивая лицо к окну: — Извини, что причиняю тебе неудобства.
Он остановился возле знака стоянки и сидел с притворным терпением. Она продолжала упрямо смотреть в окно, тогда он заставил себя спросить:
— Куда ехать?
При свете уличного фонаря она увидела его дерзкую позу: запястье покоилось на руле, плечо слегка касалось двери.
