Я был готов на всё. Лишь бы летать! Лишь бы вернуться в строй!
Потянулись бесконечные дни и ночи. Я потерял аппетит, хотя есть теперь уже было и не больно, нервничал, плохо спал.
Тревожное настроение несколько рассеивалось, когда ко мне в палату приходили другие раненые. Каждый раз я задавал им один и тот же вопрос:
– Ребята! Как по-вашему, буду я ещё летать?
– Конечно, будешь, – успокаивали они...
Мне так хотелось верить в это, что невольно думалось: «Может, действительно всё обойдётся? Бывает же так».
Но беда пришла. Случайно я услышал разговор моего лечащего врача майора Ласкина с главным хирургом Северного флота профессором Араповым.
– Ступни Сорокину, очевидно, придётся ампутировать, – огорчённо сказал Ласкин.
– Не дам! – закричал я в отчаянии и заметался на койке. – Что хотите делайте, не дам!
Лечащий врач начал успокаивать меня.
Стыдно было своей несдержанности, но говорить с врачом спокойно всё-таки не мог. Я верил, что он сделал всё, чтобы сохранить мне ноги. Верил, но...
В палату вошёл профессор Арапов.
– Соглашайтесь, Сорокин, на операцию, – по-отечески мягко сказал профессор. – И чем скорее, тем лучше. Сейчас отрежем совсемнемного. Через неделю придётся отнимать по колено, а может быть, и выше.
– А как же я летать буду?
Арапов посмотрел куда-то мимо меня в угол палаты.
– Разве вам обязательно нужно летать? В жизни столько дорог, путей...
– Но я – лётчик!
– Голубчик, – ещё мягче сказал профессор, – разве я не хочу, чтобы вы летали? Ничего ещё не потеряно. Всё зависит от вас.
Говорить не было сил. Я молча кивнул головой в знак согласия. Кажется, всё – отлетался!
В морозное декабрьское утро 1941 года катер доставил меня в Губу Грязную. Два месяца пролежал я в госпитале Полярного. Теперь меня отправляли в тыл для дальнейшего лечения. Сколько ещё времени придётся провести на госпитальной койке?
Врачи успокаивали: через три-четыре месяца встанете на ноги. Хотелось верить, что так и будет. Ради этого всё можно вытерпеть. Последний прощальный взгляд на море – неприветливое, хмурое, студёное и всё-таки такое родное. Вот уж не думал, что всей душой прирасту к этому суровому краю.
На аэродроме меня ожидали боевые друзья: Сафонов, Адонкин, Реутов, Проняков, Алагуров, Родионов. Они буквально засыпали меня подарками. Всем снабдили, начиная от папирос и кончая шоколадом.
До вылета оставались считанные минуты. Поговорить как следует опять не удалось. Разговор был коротким, отрывистым. А как много хотелось сказать и ещё больше услышать!
