Последняя ступень (Исповедь вашего современника) | страница 41



! Она что, по-вашему, стояла бы на месте? Почему бы ей не развиваться вместе с другими странами? Ведь процент развития экономики у нее был самый высокий в мире. До шестисот процентов в год – вот как развивалась Россия. Что касается газет, то во всяком губернском городе их выходило до семи-десяти штук, и, заметьте, все разные! Сейчас же выходит в каждой области одна областная газета, и все они одинаковые во всех областных городах. Ну, еще маленькая комсомольская газетчонка.

Клубы… Посмотрели бы вы на эти деревенские клубы. Я вам их потом покажу. Жуть. Я недавно иду мимо, а наш завклубом Юрка Патрикеев об угол клуба колотит каким-то мешком. Я подошел, а сквозь мешковину – кровь.

– Ты что делаешь?

– Да вон, тетка Пелагея попросила кота убить.

Это завклубом! Самая культурная, самая светящаяся точка в селе. Допустим, что самый культурный человек в нашем селе был священник отец Александр. Не бог весть какая культура. Но могу ли я представить его убивающим по просьбе тетки Пелагеи кота об угол церкви?

– Лисенок, нокаут! Кувальдяга отскочила и тебе же по скуле! Но игра продолжалась.

– Нет, не говорите. Сколько раньше получал простой рабочий? Ну пятнадцать, ну двадцать рублей в месяц. Разве это деньги, пусть хоть и золотом!

– Ну что же, двадцать пять рублей стоила корова. Корова стоит теперь пятьсот. А кто получает пятьсот? Рабочий? Служащий? Директор завода? Курица, насколько мне известно, стоила до шести копеек. Я недавно разговаривал с одним мусорщиком, получавшим жалованье и всего-то шесть рублей. Вот так же говорю ему: «Бедная была твоя жизнь». – «Почему же бедная? – обиделся мусорщик. – Я получал шесть рублей, курица стоила шесть копеек. Значит, я мог купить на свои деньги сто кур. А теперь поди-ка купи… Чтобы купить сто кур, это кем же я должен быть?»

– И все же, Владимир Алексеевич, были труженики, а были тунеядцы, паразиты, дворяне.

– Давай, Лисенок, кроши! Кувальдяга!

– Во-первых, я не понимаю, почему слесарь, пекарь, маляр, каменщик, машинист паровоза считались тружениками, а командир полка, скажем, или вообще офицер трудящимся не считался? Думаете, командовать полком легче, нежели красить стену? Да и рядовые гусары из дворян. У них была своя служба, был свой труд. Или тогда давайте считать тунеядцами и теперешних офицеров, генералов, полковников…

– Теперь, Владимир Алексеевич, – остановил меня характерным тоном Кирилл, – армия стоит на страже завоеваний трудящихся. Великого Октября, а тогда она служила опорой самодержавия и мракобесия.