— Но я не хочу!
— Это не имеет значения. Кстати, ваши гениталии, коль скоро они вам дороги как память, мы можем законсервировать и вернуть вам. Я не собираю таких сувениров. Все это делается для того, чтобы вы не могли помешать исполнению моего плана. А теперь — прощайте!
На плечи Феста опустились изящные женские ручки в белых перчатках. Он рванулся, пытаясь скинуть их, но тут же осознал невозможность этого — тонкие пальчики даже не дрогнули. Тогда он попробовал сползти с кресла вниз, но вторая девица сделала резкое движение рукой в направлении его паха, и Фест стремительно вернулся в прежнее положение, прикрываясь, как голый.
— Итак, ваше последнее слово перед исполнением приговора? — прогремел где-то под потолком голос хозяина квартиры.
Фест, человек уже давно забывший свое настоящее имя, вдруг вспомнил, что зовут его Михаилом Петровичем, и, как при вспышке импульсной лампы, понял, что шутить с ним никто не намерен.
— Да, да! У меня есть пахан! Но если он узнает!..
— Послезавтра вас родная мать не узнает, — вставил Олег. — Дальше! Имя, кличка, как его найти?
— Его все зовут Фока. Найти его можно после пяти в пивбаре на Рязанке.
— Как его узнать?
— Черный он такой, как цыган, и зубы золотые. У него полно шестерок… Спросите Фоку, и вас проведут.
— Я бы предпочел узнать его сам.
— Да не знаю я больше! Фока, и все! Черный, невысокий, худой, но жилистый. Серому тогда с одного удара четыре зуба выставил.
Его речь внезапно прервал дверной звонок. Гала бросила вопросительный взгляд на Олега, тот утвердительно кивнул. Фест почувствовал легкий укол в предплечье и умер. Но не совсем; он видел комнату, слышал шаги и разговор, суть которого до него не доходила, но не мог даже моргнуть, и от этого глаза очень скоро перестали видеть. Потом его, словно законченное изваяние, накрыли неприятно пахнущей чем-то кислым простыней, и мир окончательно перестал существовать.
Фест очнулся почему-то на улице, обнаружив себя сидящим на скамейке возле подъезда неизвестного дома. Смутно помнилось, что он должен кого-то предупредить о чем-то важном. Но в голове путалось как с похмелья, ' мысли и факты играли меж собою в чехарду, и только общий тревожный фон свидетельствовал о том, что беспокойство его не возникло из ничего. Напрягши до предела память, Фест вдруг выловил из бешеного водоворота, кружащегося у него в голове, имя Фоки и оно послужило паролем для выхода на остальную информацию. Правда, на месте недавних событий, происшедших в вышеописанной квартире, оказались интимнейшие подробности женской гигиены, но сам факт признания под угрозой пыток оставался четким, словно имел место каких-нибудь пять минут назад.
