– Кто нс умеет? – взвился Иван соколом.– Я не умею? Да я тут счас так размахнусь, что ты... Держи руку! Руку держи! Да мою руку-то, мою, держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь?
– Держу? Ну?..
– Отпускай-ай,– заорал Иван.
– Погоди, сковородка перекалилась, наверно,-сказала дочь Бабы-Яги.– Ты смотри, какой ты! А ребеночка сделаешь мне?
– Чего же не сделать? – вовсю раздухарился Иван.– Хоть двух. А сумеешь ты с ним, с ребеночком-то? С имя ведь возни да возни... знаешь сколько!
– Я уже пеленать умею,– похвасталась дочь Бабы-Яги.– Хошь, покажу? Счас яишенку поставлю... и покажу. Иван засмеялся: – Ну, ну...
– Счас увидишь.– Дочь Бабы-Яги поставила на огонь яичницу и подошла к Ивану.– Ложись.
– Зачем я-то?
– Я тебя спеленаю. Ложись.
Иван лег... И дочь Бабы-Яги стала пеленать его в простыни.
– Холёсенький мой,– приговаривала она,– маленький мой... Сынуленька мой. Ну-ка, улыбнись мамочке. Ну-ка, как мы умеем улыбаться? Ну-ка?..
– У-а-а, у-а-а,– поплакал Иван.– Жратеньки хочу-у, жратеньки хочу-у!.. Дочь Бабы-Яги засмеялась:
– А-а, жратеньки захотели? Жратеньки захотел наш сынуленька... Ну, вот... мы и спеленали нашего маленького. Счас мы ему жратеньки дадим... все дадим. Ну-ка, улыбнись мамочке. Иван улыбнулся "мамочке".
– Во-от...– Дочь Бабы-Яги опять пошла в куть. Когда она ушла, в окно, с улицы, прямо над кроватью, просунулись три головы Горыныча. И замерли, глядя на спелёнатого Ивана... И долго молчали. Иван даже зажмурился от жути.
– Утютюсенькн,– ласково сказал Горыныч.– Маленький... Что же ты папе не улыбаешься? Мамочке улыбаешься, а папе не хочешь. Ну-ка, улыбнись. Ну-ка?
– Мне не смешно,– сказал Иван.
– А-а, мы, наверно, того?.. Да, маленький?
– По-моему, да,-признался Иван.
– Мамочка! – позвал Горыныч.– Иди, сыночек обкакался.
Дочь Бабы-Яги уронила на пол сковородку с яишенкой... Остолбенела. Молчала.
– Ну, что же вы? Чего же не радуетесь? Папочка пришел, а вы грустные.– Горыныч улыбался всеми тремя головами.– Не любите папочку? Не любят, наверно, папочку, не любят... Презирают. Тогда папочка будет вас жратеньки. Хавать вас будет папочка... С косточками! – Горыныч перестал улыбаться.– С усами! С какашками! Страсти разыгрались?! – загремел он хором.– Похоть свою чесать вздумали?! Игры затеяли?! Представления?.. Я проглочу весь этот балаган за один раз!
– Горыныч,– почти безнадежно сказал Иван,– а ведь у меня при себе печать... Я заместо справки целую печать добыл. Эт-то ведь... того... штука! Так что ты не ори тут. Не ори! – Иван – от страха, что ли,– стал вдруг набирать высоту и крепость в голосе.– Чего ты разорался? Делать нечего? Схавает он... Он, видите ли, жратеньки нас будет! Вон она, печать-то,– глянь! Вон,
