Она закусила губу и отвернулась к окну.
— Нет, — сказала она тихо. — Вы сдержали слово.
— Тогда доверяйте мне немного больше. Позвольте мне доставить вас к губернатору, как мы и планировали. Я что-нибудь придумаю, и, когда вы будете под защитой генерал-губернатора, никто не сможет причинить сам вреда.
Она сделала нетерпеливый жест.
— Но тогда вы будете в опасности. Я убеждена, что наш кузен Гедеон не причинит нам вреда, а даже если он и решится на это, что он может сделать теперь, когда Хэл с нами? Вправду, Криспин, я не понимаю, что вас так беспокоит. Не в ваших привычках путаться теней.
— Неужели вы не знаете? Разве вы не понимаете, что я боюсь потому, что вы с каждым мгновением отдаляетесь от меня? Но я не покину вас, пока не буду уверен в вашей безопасности! Фрэнсис…
— Нет! Остановитесь! Я не могу — я не буду слушать! — она вскочила, собираясь уйти, но он раскинул руки и преградил ей путь. — Криспин, это безумие! Позвольте мне пройти.
Он покачал головой:
— Скажите мне одно. Почему вы испугалась?
— Испугалась? Вас?
— Не меня, а того, что я сказал. Вы хорошо знаете, что это так.
Она сжала руки и старалась найти способ ускользнуть. Действительно, она знала это и три дня назад могла прислушаться к его словам, но с тех пор произошло много событий. Она встретилась с лордом Маунтэйном и была ослеплена его открытым восхищением и речами, в которых он постоянно напоминал о ее красоте. Он считал само собой разумеющимся брак между ними, говоря об этом как о вполне решенном деле, так что ему не легко было возражать. Она не была уверена, что не хотела этого. Долг и обязанность выполнить волю умершего деда вынуждали ее принять предложение, а теперь к этому примешивался более сильный голос сердечной склонности.
Слова Криспина делали ее решение более трудным. В се сознании с беспокоящим постоянством звучали его слова. Он виделся ей с рапирой в руке, между ней и пиратами, но потом она вспомнила окровавленный труп Тома Адамса и то, как дружески Криспин беседовал с Сарном и Жан-Пьером. Эти картины отравляли воспоминания о долгих неделях на борту «Девушки Ямайки», укрепивших их дружбу.
Она не отдавала себе отчета, что ее усиливающееся критическое отношение к Криспину было делом рук лорда Маунтэйна, так как его светлость старался в открытую не унижать пирата, опасаясь его гнева. Он хвалил его, но при этом всегда старался отметить неизмеримую бездну, которая зияет между пиратом и сестрой маркиза Ротердэйла. Он напирал на необходимость держать в секрете это странное приключение. Она была, деликатно намекал он, немного свободнее, чем это принято, в своем поведении с пиратом.
