На него нахлынули тысячи чувств, он прожил за мгновение тысячи жизней.
Бедный Алан. Для него каждый день — чувства и эмоции, ему никогда не подняться над ними.
Младоматъ племени Хаконин грациозно вышла из тени и спокойно посмотрела на него. Позади нее виднелись свежие гнезда, сплетенные в небольших углублениях и отделенные друг от друга тончайшими мембранами.
Больше он не был прежним. С этой ночи он принадлежал Матерям племени Хаконин, и теперь он будет служить им, а значит, и всему племени. Он стоял и смотрел вперед, чувствуя, как в груди поднимается теплая волна. Этому чувству не было названия в его языке, но на языке Алана это чувство называлось желанием.
Последние лучи заходящего солнца освещали горизонт. Он чувствовал ее дыхание на своем плече, внезапно она сжала его руку и подняла глаза. Никогда еще он не желал ее так сильно. Сейчас она была еще красивее, чем тогда, когда он впервые увидел ее: светлая кожа, чуть окрашенная румянцем, блестящие золотистые волосы, тонкая хрупкая шея. За последнее время она немного поправилась, и теперь под тканью платья выступала грудь, а юбка подчеркивала округлость бедер. Алану хотелось дотронуться до нее, сжать ее в объятиях.
Она не взглянула на него, но покраснела, как женщина, вступившая на брачное ложе. Разве это не доказательство ее любви к нему — недостойному высокой чести быть мужем внучки королев и королей?
Наконец она заговорила, и он поразился твердости, звучащей в ее голосе:
— Господь услышал мои молитвы. Я осталась девственной, как и прежде. И я не беременна.
Жоффрей облегченно вздохнул и повернулся к Иоланде:
— А я что говорил? Господь сделал его бессильным! Это знак свыше. Если бы он действительно был наследником, она бы уже давно понесла от него.
Господи. Его желания ослепили его. Таллия пристально смотрела на Алана. В конце концов он выдавил:
— Что вы хотите сказать, лорд Жоффрей?
— Я хочу сказать, — злобно произнес Жоффрей, — что ты дурачил моего кузена Лавастина. Ты мошенник! Я всегда это знал. Я уже отправил королю письмо с просьбой рассудить нас в этом деле.
— Король Генрих уже принял решение, — ответил Алан. — Он сам удовлетворил просьбу моего отца. Я не просил делать меня наследником графства, Лавастин сам так решил.
— Это ты сейчас так говоришь. Всем известно, что Лавастин был околдован. Я был верен королю все это время, а вот ты спутался с этой «орлицей», которую отлучили от Церкви за колдовство. Ты дарил ей подарки. Кто подтвердит, что ты не околдовал Лавастина? Кто скажет, что ты не внушил ему своих мыслей? На него навели чары, вот и все, поэтому-то он и назвал тебя своим наследником!
