Крепкий мороз сковал землю тонким ледком. Если пойдет снег, то не останется никаких следов преступления. Никаких следов, кроме неизгладимого следа в сердце Казимира.
Он подошел ко рву и опустился на колени.
— Я все видел, слышите! — прошептал он. — Я все видел!
Он размотал тряпки и посмотрел на кровоточащие ладони.
— Вот кровь, — продолжал Казимир. — Моя кровь. Но я видел и вашу. А теперь я хочу посмотреть и на их кровь. Они об этом еще не догадываются, но я увижу ее…
Хитрая усмешка пробежала по его лицу.
— У меня дома есть охотничье ружье. Двустволка,говорил Казимир. — Из него можно убить слона. Немцам не следовало брать меня в свидетели. Я отомщу им, а потом приду и расскажу вам, как это вышло. Я уверен, что вы меня услышите…
Он поднялся и склонился над могилой в глубоком, торжественном поклоне. Затем скрылся в лесу, забыв о капканах и зайцах, оставленных вместе с мешком в канаве. Его мысли были заняты войной, которая так внезапно ворвалась в его жизнь. Он думал о немцах, которых ему предстояло убить.
— Им не следовало показывать мне этого, — произнес он решительно.
В лачуге Казимира было холодно, и он сначала затопил печь. Потом поднялся на чердак, где отец при первых слухах о наступлении немцев спрятал ружье. Казимир нашел его в соломенной крыше. Под дощатым полом он взял большую коробку с патронами, а затем начал чистить ружье. Он поглаживал ствол, прикладывал его к плечу, целился в одинокое дерево за окном и улыбался, нажимая на спусковой крючок.
— Подожди до вечера, — обратился он к двустволке. Теперь им меня не взять голыми руками. Я буду драться до последнего патрона, а их у меня много…
Целый день он не мог притронуться к пище. Голова была как в тумане. Прощай пора одиночества и наивности. Ему грезилась Анна, сотни высоких, стройных деревьев под голубыми небесами, будущий дом, коровы, гуси. А во дворе дети, дети Анны Ливерской и его, Казимира. Но мираж быстро исчез. Он увидел автомат. Вспомнились слова на пряжках эсэсовских ремней: «Gott mit uns»
. Ему мерещились залитые кровью кители эсэсовцев, сраженных наповал крупной дробью его двустволки.
С наступлением дня туман рассеялся. На ясном голубом небе одиноко сияло холодное солнце, предвещавшее морозную лунную ночь. Но, к счастью, вечером небо заволокло тучами и пошел снег, сначала робко, потом повалил хлопьями. Казимир с радостью смотрел на снежную мглу. Немцам не удастся схватить его, ведь даже вблизи ничего не видно. Наверное, те евреи вымолили этот снег где-нибудь на своем небе.
