— Товарищи, — обратилась она, — дайте мне немного времени, чтобы обдумать то, что вы мне сказали. Если вы оставите меня сейчас, я к утру приму решение. Спасибо, что пришли.
Она попрощалась за руку с Росковским, поцеловала Томарова в щеку. Когда они ушли, она убрала самовар и чашки, взбила подушки с кресел и высыпала окурки из пепельницы. Она знала, как опасен табак для здоровья, и никогда не курила. Несмотря на все ее попытки убедить Свердлова бросить курить, он не пожелал расстаться с этой вредной привычкой. В последний раз, когда они виделись, он закурил сигарету в постели после того, как они занимались любовью. Она вспомнила об этом с раздражением. Он десять лет был ее мужем, но и в интимных отношениях ни за что не хотел вести себя таким образом, как хотелось ей. Вспоминая прошлое и удивляясь отчетливости этих воспоминаний, она видела, что Томаров, может быть, и прав. Молодым человеком Свердлов казался таким же преданным делу советского строя, как и она сама, и только после нескольких лет совместной жизни она стала подмечать в нем скрытый цинизм. Это огорчало ее, она спорила, упрекала, конечно, очень мягко; увещевала, как и должно быть между разумными людьми, когда возникают разногласия. А он в ответ только смеялся и тут же начинал стягивать с нее платье.
Его ум был устроен так, что всегда стремился проникнуть в суть всего; Федор утверждал, что это качество дает ему гигантское преимущество в работе. Елену тревожило то, как далеко он заходил, сомневаясь в вещах, которые следовало принимать на веру автоматически. Он сделал блестящую карьеру, был честолюбив и не слишком разборчив в средствах, но в его поступках не было и намека на чистую и абсолютно бескорыстную преданность, которой было подчинено все существование его жены. Она работала в такой области медицины, где женщина-врач подвергалась большим эмоциональным перегрузкам. Она работала с детьми. Больными, неизлечимыми, отсталыми детьми, отдавая им все свое умение и не позволяя ни личным чувствам, ни материнскому инстинкту влиять на свои действия. Она спасала жизни, и бывали случаи, сознательно подписывала смертный приговор. Иррациональность в поведении была ей незнакома, все разумные требования она принимала безоговорочно. Его желание иметь детей и взять ее с собой в Америку казалось ей неразумным, и она отказала. А теперь, по словам ее старого друга Томарова, он поддался западному влиянию. Человек, которого направляли в Венгрию для участия в подавлении восстания, теперь стал сторонником компромисса с Западом — он ссылался на Китай, чтобы обосновать идею сосуществования с капиталистическим миром. Томаров пояснил, что уже два года генерал Голицын наблюдал, как Федор работает в этом направлении, открыто подрывая моральное состояние в своем подразделении посольства и распространяя столь же пагубное влияние на русские политические круги. Только благодаря тому, что опаснейшие либеральные настроения в центре теперь пресечены, а их сторонники убраны со сцены, старый генерал взял на себя смелость сообщить об этом и разоблачить своего начальника.
