— Люсьен! — Фиона бросилась к ним, таща за собой дочь. — Я знала, что ты захочешь составить нам компанию.
— Не имел и не имею ни малейшего желания! — отрезал он. — Что, к дьяволу, все это значит?
— Ужины и балы — это еще не все, — назидательно заметила Фиона. — Роза обожает живопись и скульптуру.
— С каких это пор? — хмыкнул Люсьен.
— Всю жизнь! А вот тебе ничуть не интересны ее запросы, иначе ты бы знал об этом!
В глазах Люсьена появился опасный блеск, и Александра вышла вперед, заслоняя собой обеих леди Делакруа.
— В любом случае мы уже здесь и можем продолжать осмотр. Нам еще надо побывать в зале африканского искусства…
— Никакой Африки! Немедленно домой!
Фиона тут же ощетинилась и приготовилась к отпору. Опасаясь публичного скандала, Александра завертела головой в поисках спасения — она вовсе не собиралась становиться свидетелем того, как публика сбежится лицезреть домашние неурядицы лорда Килкерна.
И тут Фиона проявила неожиданное благоразумие: ограничившись испепеляющим взглядом, она зашагала к выходу. Поколебавшись, Роза повторила ее маневр. Александра двинулась следом в приятном изумлении от того, что удалось избежать ссоры.
— Знаете что? — сказал Люсьен, пристраиваясь рядом. — Когда вам снова захочется посмотреть на обнаженных мужчин, просто дайте мне знать.
Александру бросило в жар. Выходит, он в самом деле прочел ее мысли, и притом не впервые. Нельзя допускать этого впредь, иначе ей не видать покоя.
— Вы охотно доставите мне это удовольствие, не так ли? — холодно заметила она, вложив в эту фразу всю язвительность, на какую только была способна. — Однако, милорд, меня не занимает обнаженная натура.
В это время они проходили мимо алькова, задернутого тяжелыми портьерами. Не долго думая Люсьен потянул Александру внутрь, и темный бархат сомкнулся за ними. Она ощутила его губы на своих губах, а руки на груди, потом он прижал ее к себе с отчаянием изголодавшегося человека. Забыв обо всем, она ответила и на объятие, и на поцелуй. Сердце бешено колотилось в ее груди. О, как она хотела, чтобы это продолжалось вечно! Он мог сколько угодно ласкать ее, любить, обладать ею! Как легко было сдаться, позволить себе плыть по течению — ведь все равно в глазах общества она слыла падшей женщиной. Только ей известна правда — ей и Люсьену Балфуру.
— Ты хочешь меня! — услышала Александра. — Хочешь, я это чувствую!
Люсьен отстранился. Взгляд его был обманчиво дремотным — и вопрошающим.
