Берия потер руки.
«Вот тут они обосрутся. А пока надо положить его на диван. Давай, — велел он Рапаве, — бери его за ноги».
Рассказывая, старик все глубже уходил в кресло — он развалился, расставив ноги и закрыв глаза, и монотонно бубнил. Затем вдруг с силой выдохнул и, выпрямившись, в панике оглядел гостиничный номер.
— Мне надо помочиться, парень. Хочу помочиться.
— Ванная там.
Рапава старательно, как все пьяные, с чувством достоинства поднялся. Сквозь тонкую стенку Келсо слышал, как струя мочи со звоном ударила в унитаз. «Все естественно, — подумал он. — Ему надо столько из себя выбросить».
Почти четыре часа историк подкармливал память Рапавы — сначала в пивной «Балтика», затем в баре гостиницы «Украина», потом в кафе на другой стороне улицы, где поил его зубровкой, и, наконец, в уединении своего тесного номера за шотландским виски. Так ведут рыбу, и Келсо вел свою рыбу по реке из алкоголя. На полу валялся коробок спичек, брошенный Рапавой; Келсо нагнулся и поднял его. На задней стороне значилось название бара или ночного клуба — «Робот» — и адрес около стадиона «Динамо». В ванной раздался звук спускаемой воды, и Келсо поспешно сунул спички в карман. Рапава возник в дверях и, прислонившись к косяку, стал застегивать ширинку.
— Сколько времени-то, парень?
— Около часа.
— Пора двигать. А то еще подумают, что я твой дружок. — И Рапава указал на причинное место.
Келсо натянуто усмехнулся. Конечно, он сейчас вызовет такси. Конечно. Но давайте сначала прикончим виски. Он потянулся к бутылке и проверил, осталось ли в ней что-нибудь. Давайте прикончим бутылку, товарищ, и вы закончите рассказ.
Старик насупился, глядя в пол. Рассказ-то окончен. Добавить тут нечего. Они положили Сталина на диван, вот и все. Маленков пошел разговаривать с караульными. А Рапава повез Берию домой. Что было потом — всем известно. Через день-другой Сталин умер. А скоро не стало и Берии. Ну, а Маленков... что ж, Маленков прожил в опале еще не один год (Рапава видел его в семидесятые на Арбате — он еле переставлял ноги), но теперь и Маленков уже умер. Надария, Саркисов, Думбадзе, Старостин, Бутусова — никого уже нет, все умерли. Умерла и партия. Если уж на то пошло, вся чертова страна умерла.
— Конечно же, вы еще не все мне рассказали, — заметил Келсо. — Садитесь, пожалуйста, Папу Герасимович, и давайте прикончим бутылку.
Говорил он вежливо, не настаивая, понимая, что анестезирующее действие алкоголя и тщеславие начали притупляться и Рапава мог вдруг осознать, что слишком разоткровенничался. Келсо почувствовал прилив раздражения: господи, до чего же с ними трудно, с этими старыми энкавэдэшниками!
